Татьяна Вавилова
Это скан фотографии, поэтому четко. Бабушка говорила, что у Наталии Адольфовны были густейшие длинные волосы и синие глаза. Нам не достались.((( По сережкам, которые она носила всю жизнь, мы опознаем ее на фотографиях, сохранившихся у потомков в других городах.
В конце августа 1897 года два молодых французских врача, Rene Fauvelle и Alcee Durrieux, бродили по сказочному восточному городу, восторгались голубыми куполами древних медресе и усыпальниц и старались представить себе эпоху великого Тамерлана. Но не только мусульманская архитектура Самарканда и восточные обычаи ее коренных обитателей привлекали французов. С не меньшим любопытством они наблюдали за жизнью европейского квартала древнего города, тем более, что один из служащих торгового представительства, господин О…, пригласил их пожить в своем большом доме и ввел иностранных гостей в местное европейское общество.
Многие жители желали устроить прием французам и даже посвятить вечер в Офицерском собрании. Однако исполняющий обязанности военного губернатора генерал Мединский, принять их не смог, накануне скончалась его жена, он был в горе и готовился к похоронам. Все необходимые формальности, связанные с пребыванием иностранцев в Самарканде, генерал поручил исполнить своим помощникам, но, узнав о предстоящем ритуале, французы пожелали увидеть русский похоронный обряд и описали его в мемуарах «Samarkand la bien gardée», за что я им безмерно благодарна – хоронили мою прабабушку по линии мамы, Наталию Адольфовну Сильвергельм-Мединскую.
Наталия Адольфовна Сильвергельм - Мединская. Портрет очень большой и сканировать полностью не удалось, но показать хотелось весь. Поэтому пересняла. Середина 19 века, точной даты нет.
В самаркандском Георгиевском храме на Абрамовском бульваре собрались православные жители русской части города на заупокойную панихиду. После очень красивой церковной службы похоронная процессия двинулась по улицам Самарканда. Это было внушительное зрелище. Все бульвары и дороги по пути на кладбище засыпали зеленым клевером. Первой ехала конница в коричневых черкессках. За ней шли священнослужители с тяжелым золотым двойным византийским крестом, псаломщики пели заупокойные молитвы. Следом на пушечном лафете шесть лошадей везли гроб, покрытый большим темно- красным палантином. Отдельно от всех шел одинокий генерал в парадной форме при всех орденах. Его красивая голова с седыми суровыми усами была гордо поднята, но на лице читалась боль утраты. Позади него медленно двигалось почти всё европейское население Самарканда и военный духовой оркестр, периодически игравший похоронные марши. В самом конце процессии французы увидели двух сартов, одетых в прекрасные халаты, сияющие золотом и драгоценными камнями, с великолепным оружием на боку. За ними шли другие местные жители в менее богатых одеждах. Французы подумали, что те двое местные аксакалы, представители жителей старого города. Церемония поразила французов, они присоединились к шествию. Многие плакали.
Покойная стала жертвой лихорадки, повсеместно распространенной в Центральной Азии и давно ставшей настоящим бедствием. Единственным лекарством считался хинин, его тогда применяли в огромных дозах и не только с целью лечения уже заболевших, но и профилактически. Бывало, что люди погибали от побочных действий самого лекарства, пишут французские врачи.
Вокруг могилы на русском православном кладбище люди стояли с маленькими зажженными свечами в руках. Среди присутствующих преобладали военные, это удивило французов. Они не знали, что все родные покойной были потомственными офицерами. Священник, одетый в богатые одежды, еще раз отслужил литургию. Когда молебен завершился и могилу покрыли цветами, появилось большое блюдо с душистым рисом и сладким изюмом. Все присутствующие брали кушанье (кутью) по чайной ложке. С удивлением наблюдая православный обряд, французы подумали, что обычай этот - пережиток культа предков, оставшийся с языческих времен, и не ошиблись.
Спустя некоторое время, несмотря на постигшее его горе, генерал Мединский принял путешественников. В беседе с ними он выразил сожаление, что печальное событие помешало ему показать Самарканд и его достопримечательности.
Впрочем, французы не скучали. Самаркандцы и без генерала тепло встретили посланцев любимой ими Франции. На вечерах для них звучали произведения французских композиторов, подумать только, тогда еще были живы и молоды Камиль Сен-Санс и Жуль Массне, играли и Лео Делиба, а за столом кричали «Vive la France!» Такой прием в столице Тамерлана стал для них неожиданным и удивительным.
Густав Карлович Сильвергельм. Фото из шведского источника.
С трудом переводя строки французских мемуаров, которые безуспешно искала лет пять, я подумала, что знай путешественники биографию усопшей генеральши, они удивились бы еще больше. Наталия Адольфовна, дочь лютеранина, шведского барона Густава Адольфа Сильвергельма, волею судеб оказавшегося в Западной Сибири, родилась в Омске 10 июня 1842 года. Поскольку мать ее Елисавета Афанасьевна Налабордина была православной, то по российским законам, и Наталию крестили в православие в Воскресенском военном соборе в омской крепости.
Недаром гроб с телом прабабушки поставили на пушечный лафет, - была Наталья Адольфовна не только женой и дочерью генералов, несколько поколений мужчин рода Сильвергельм, начиная с поручика Генриха Маттсона, возведенного в рыцари шведским королем Йоханом III в 1575 году и получившем новую фамилию Silfverhjielm, были офицерами. Все долгие 20 лет они воевали с Россией в Северной войне. Фельдмаршал Горан Сильвергельм, верный драбант короля Карла XII, заслужил баронский титул. Спасая своего повелителя после проигранной битвы под Полтавой, он переправил его через Днепр и оставался рядом с королем все 3 года, вплоть до возвращения из владений турецкого султана на родину. И после смерти Карла XII барон Горан Сильвергельм оставался врагом России, входил в партию «шляп» в шведском парламенте и выступал за продолжение войны с русскими до победы.
Бедный фельдмаршал! Надеюсь, он не увидел с небес, как верно служили его потомки ненавистной России, как растворилась в русско-польской крови и затерялась в неведомых ему азиатских краях одна из ветвей рода Сильвергельмов.
Северная война для Швеции закончилась трагически. Королевство потеряло Финляндию, и город Оулу на Ботническом заливе, где в 1799 году родился отец Наталии Адольфовны, отошел вместе с другими землями к Российской Империи.
Густав Адольф осиротел рано, ему было всего 9, когда умер отец, полковник Королевской гвардии барон Карл Горан Сильвергельм. А мать, Ульрика Густава Ловисин, отдала его и младшего брата Пауля Эрика на воспитание в Финский топографический кадетский корпус, открытый российским императором специально для офицерских детей Великого Княжества Финляндского. Так Густав Адольф стал российским военным топографом, сначала снимал местность в Финляндии, а в 1830-х отправился на съемки и картографирование в Западную Сибирь.
Благословенны те, кто записывает свои воспоминания, хранит старые письма, издает мемуары. Мне абсолютно не важно, есть ли у них литературный дар или нет, я согласна пробираться через дебри любых слов и фраз, лишь бы соблюдалась достоверность. А уж если пишет литератор, да еще о событиях почти двухсотлетней давности, да происходящих в неимоверной глуши, куда мало кто приезжал по собственной воле! Найти такое – редкий подарок судьбы и я счастлива, что он выпал мне. Кроме французских мемуаров, нашлись мемуары русские. Писатель Петр Кузьмич Мартьянов опубликовал в книге «Дела и люди века» отрывки и заметки из старой записной книжки. Среди них впечатления о посещении Омска в середине 19 века. Есть и о родителях прабабушки.
Одна из последних фото Наталии Адольфовны.
Примечательна тем, что никто из нас на протяжении многих десятилетий не видел надписи на обратной стороне. Фото в рамочке всегда висело на стене, сначала у бабушки, а когда она умерла, у мамы, а теперь у меня. Года два тому назад вынула, чтобы рамочку лаком покрыть, перевернула и в лучах солнца на балконе увидела надпись черными чернилами по черному фону. Удалось прочесть: "Мамочка моя дорогая, незабвенная. Умерла 28 августа 1897 года, в понедельник, в 6 часов вечера.". Так я узнала точную дату смерти прабабушки, которую забыла мама. (((
Всего несколько строчек живого, ироничного описания супругов Сильвергельм, но для меня они бесценны:
«Корпусной квартирмейстер, генерал-майор генерального штаба барон Сюрвельгельм (ошибка в написании фамилии), швед по рождению, человек в высшей степени гуманный и джентльмен в полном значении этого слова. Он был высок ростом, представителен, статен и красив, не стар годами, имел задумчивый взор, выразительные черты лица и полные щеки, на которых лежали небольшими котлетками выхоленные с небольшою проседью бакенбарды». Пожалуй, таким я и представляла себе прапрадеда, а характеристика его супруги оказалась совершенно неожиданной: «Супруга его, женщина вполне эмансипированная, прозванная в шутку «мужчиной в юбке», была устроительницей всех доступных по тому времени удовольствий. Она устраивала домашние спектакли, пикники, кавалькады, поездки в степь и даже скандалы на славу тем лицам, кто не умел или не хотел угодить ей в той степени, как она требовала. У нее собирались молодые люди и пожилые, представлявшие какой-либо интерес, и старались всеми силами разнообразить удовольствия ее салона. Она ездила верхом по-мужски и предпочитала мужское общество времяпрепровождению с дамами. Поэтому в ее гостиной всегда было можно встретить всех тех, кто умел или хотел повеселиться». Современные исследователи истории Омска считают, что салоны баронессы Елисаветы Афанасьевны Сильвергельм и жены директора Сибирского кадетского корпуса Штамм, сыграли большую роль в появлении омского драматического театра.
Ни у меня, ни у других потомков не сохранилось ни одной фотографии Елисаветы Афанасьевны и нашлась лишь одна копия портрета Густава Адольфа или, как его называли русские, Густава Карловича. Тем драгоценнее описание Мартьянова.
Елисавета Афанасьевна подарила своему супругу трех дочерей, а сына им Бог не дал. Все три вышли замуж за россиян: старшая Елизавета за майора князя Василия Львова, средняя Наталия за поручика Виктора Мединского, поляка, младшая Августа - за старшего ревизора Акцизного управления Западной Сибири Вячеслава Михайлова. Таким образом, никто из потомков Густава Адольфа Сильвергельм не смог унаследовать ни его шведскую фамилию, ни лютеранскую веру, ни баронский титул. Рассеялись, растворились они в огромной Российской империи, не отыскать следов.
Кто тасует карты наших судеб? Проведение или случайность? В Швеции к сегодняшнему дню не осталось ни одной семьи Сильвергельм. Все потомки рода, сохранившие фамилию и титул, живут в Финляндии или в США. Но в рыцарских домах Стокгольма и Хельсинки выставлены гербы Сильвергельм и биографии знаменитых представителей рода. Вписаны в родословные и имена прабабушки Наталии Адольфовны и ее супруга Виктора Юлиановича, даже указано место проживания – Туркестан. Но далее – провал, который пришлось заполнять самой.
Помню из детства рассказы бабушки Оши о том, что ее мама Наталия Адольфовна училась в Смольном. Ответ на запрос в архив Петербурга оказался потрясающим – у них хранится личное дело нашей прабабушки.
В Акте о принятии Наталии на воспитание написано: «Государь Император, по ходатайству Генерал-Адьютанта Берга и засвидетельствованию о стесненном положении и отличной службе Оберр-Квартирмейстера Отдельного Сибирского Корпуса Генерал-майора Барона Силльвергельма, принадлежащего к финляндскому дворянству, Всемилостивейше изволил повелеть: 10-и летнюю дочь его Наталию принять в Воспитательное общество благородных девиц, на открывшуюся там, за выбывшей девицы Боне, вакансию в числе назначенных для финляндских уроженок.»
Соответственно этому Высочайшему повелению, от 23 июля 1852 г. № 3532/929 Наталия и была зачислена в институт. Вернувшись после учебы в Омск, обвенчалась с молодым выпускником Сибирского кадетского корпуса, родила вскоре первенца Валериана, а затем, в мае 1863 года, отправилась за мужем в Туркестан, в крепость Верный. Так началась наша туркестанская семейная история. После Верного, были Аулие-Ата, Ташкент, Новый Маргелан и, наконец, Самарканд, последнее её пристанище.
Наталия Адольфовна прожила типичную жизнь офицерской супруги, готовой в любую минуту отправиться по назначению мужа в столицу или глушь на самой окраине Империи, уж как прикажут. Была чрезвычайно набожной, собирала иконы, занималась благотворительностью. Вырастила 5 мальчиков и 4 девочки. Видно, помнила о своем происхождении. В редкие отпуска мужа ездила с ним в гости к родным в Финляндию, где жили ее двоюродные братья и сестры. Очень хотела выдать дочерей замуж за шведов и что совершенно удивительно, мечта ее исполнилась, хоть и после смерти. Старшая дочь Елизавета Викторовна нашла в Фергане шведа Эдуарда Кивекэса, а Мария в Самарканде Арвида Аппельгрена. Оба офицеры, финские шведы, направленные на службу в Туркестан.
Во время Первой мировой войны протянулась еще одна ниточка из Самарканда в Финляндию. Мой дед, которого комиссовали с фронта, был направлен воинским начальником в город Брадестаг (Раахе), тоже на Ботническом заливе, совсем близко к Оулу, родовому гнезду Сильвергельмов. Туда же за ним поехали моя бабушка и маленькая мама. Но эту ниточку оборвала революция. Вернулись в Туркестанский край.