Из книги судеб. 14 октября 2009 года прервалась жизнь самого известного русскоязычного поэта Узбекистана – Александра Аркадьевича Файнберга. 2 ноября ему бы исполнилось 70 лет…
За вклад в развитие литературы в 2004 году Александру Файнбергу присвоено почётное звание «Народный поэт Узбекистана», а в декабре-2008 он был удостоен государственной награды Российской Федерации – медали Пушкина.
Попытка автобиографии
Так случилось, что отец мой родился в Гатчине под Петербургом в 1891 году, мама – в Москве в 1904-м, а я в Ташкенте – 1939-м. Вообще-то родители мои встретились в Сибири, куда многих забросили ветры сталинских времен. А когда там, В Новосибирске, запахло Колымою, то бросили они в шапку трехлетнему брату моему две записки. На одной было написано «Кишинёв», а на другой – «Ташкент». И братишка мой вытащил «Ташкент», чем спас всех нас, ибо «Файнберг» не та фамилия, чтобы выжить в немецко-русской Молдавии при нацистском режиме второй мировой войны. Так в 1937 году они оказались в Ташкенте, над которым так уж звёзды встали, что через два года я появился на свет в этом прекрасном и яростном, как сказал великий Платонов, мире.
Всё остальное просто. Детский сад, семь классов, типографический техникум, воинская служба на просторах Таджикистана. После армии – разлука с типографией, заочное отделение журналистики филфака Ташкентского университета, работа в студенческой многотиражке, где в 1961 году встретился со своей будущей женой.
После выхода первой книги стихов был принят на работу в Союз Писателей Узбекистана. Повезло печататься в журналах «Смена», «Юность», «Новый мир», «Звезда Востока», «Новая Волга» и в периодике США, Канады, Израиля… Изданы книги в Ташкенте и по кольцу судьбы – в Москве и Петербурге, где как уже сказано, родились мать и отец.
Когда однажды из-за моего нестандартного поведения на семь лет закрылась для меня возможность печататься, занялся киносценариями. Вышло четыре полнометражных игровых и восемнадцать мультипликационных фильмов. Ещё переводы на русский язык Алишера Навои и современных узбекских поэтов. Свои стихи до поры откладывал в стол. Теперь всё на своих местах. Что будут дальше – одному Богу ведомо.
Вообще-то биографию любого человека можно уложить в две фразы:
«Родился по собственному желанию. Умру по сокращению штатов».
Надеюсь жить.
 |
Александр Файнберг |
Первоисточник: http://afainberg.madaniyat.uz/
Клеть свободы, или Притча о говорящем коте
Расссказать об Александре Файнберге – задача архисложная. Казалось бы, что проще, чем написать о поэте? Ведь поэт сам по себе личность всегда открытая – читай все кому не лень, внимай, думай, восхищайся, ёрничай, домысливай..., стучащемуся да отверзнется! Снова и снова перечитав несколько последних стихотворений Александра, сижу и думаю о нём. А думать о нём – штука надо сказать великолепная. Присоединяйтесь…
А что, – скажете Вы, – думать о нём? Все и так как на ладони, с предельной откровенностью вырисовывается непростой путь поэта. Честные тексты, как прозрачная леска, пронизывают все его дни и дни, как бусинки, от детства до зрелости, а между строк (вот оно, хватай, не упусти!) – уже слепит глаза и живейшая изменчивая философия любви, и полуобороты страсти, и нескучная вибрация внутреннего поэтического мира. Его Жизнь и уже даже Смерть его – всё тут, в этом томике... Какие ещё нужны слова или пояснения?
Ан, нет... Возвращаешься снова к его книгам – и тут же огорошивает понимание того, что ничегошеньки об этом человеке тебе неизвестно...
Воротись к удачам и веселью.
Что за блажь – дружить с моей бедой?
Для тебя – гляди – в ночи весенней
Народился месяц молодой.
Так иди ж дорогою зелёной.
Слезы и печали позабудь.
Что тебе мой путь заговорённый?
Что тебе мой путь?
Иногда мне кажется, что Александр Файнберг настолько прост, ну как учебник, как азбука, как прописная истина, однако перелистуешь страницу – и снова бездна раскрывает перед тобой нестрого очерченные пространства поэзии…
Так чья ж поэзия?
Ничья.
Она восходит из тумана.
Накидкой лёгкою с плеча
Спадают волны океана.
Она восходит, не суля
Ни славы, ни бессмертья душам.
И отвергает от себя
Всю власть над нею посягнувших.
Так чья ж поэзия?
Ничья.
И не обманывайся боле.
Ты сам, да и твоя свеча –
Всего лишь миг её свободы.
Мы жили в одном городе, городе нашего детства, ходили по одним и тем же улицам, дышали одним воздухом. Несмотря на некоторую разницу в возрасте, считаю, что мы с Александром одного поколения, одного поля ягодки. И это наше поле всегда было сложно-кроенное, противоречивое, где паханное-перепаханное, а где непроходимое, как дебри. Помню советские годы, когда повально модно было увлекаться сверхновой поэзией – в то время Файнберг казался неким недоступным богемным символом, прописанным среди именитых поэтов где-то между Андреем Вознесенским и Риммой Казаковой, его нечастые публикации зачитывались до дыр, а выступления со сцены – ошпаривали вольнодумием. Не многие решались запросто подойти и познакомиться с красивым умным голубоглазым брюнетом. Сегодня такое и вспоминать странно, тем более что ореол олигарха поэтического олимпа создавался не самим Александром Файнбергом, а зиждился на тогдашнем нашем всеобщем отношении к поэзии и к людям, производящим эту странную замысловатую ткань.
Только через много лет состоялось наше личное знакомство – в последний год жизни Александра Аркадьевича. Я была удивлена необыкновенной лёгкостью, с которой он открыл мне двери в свою жизнь. Многие мои соотечественники говорят сейчас – он был простым человеком... Отнюдь нет. То, что с ним было легко и необыкновенно интересно общаться, – никак не означало простоты его натуры. Файнберг позволял себе быть разным и при этом не надевать масок. Мне представляется, что Александр мог быть вообще любым: он переходил из слоя в слой своих персональных проявлений одновременно и спонтанно так легко, как тот кот, который гуляет сам по себе по теоретически существующей крыше.
При дубе кот. Здесь блошка не хамит.
Вот и гуляешь голым при народе.
Пойдёшь направо – песенку заводишь.
Налево – сказку травишь, сибарит.
Я тоже, братец, говорящий кот.
Но у меня других полно хлопот.
То гонят псы, то блохи за ушами.
Всяк по натуре свой удел терпи.
Я буду вольно промышлять мышами.
Ты днём и ночью шастай по цепи.
Допускаю, что иногда Александр мог быть даже ядовит, но ядовит гениально и неагрессивно, дабы лишь сохранить своё собственное творческое личностное пространство.
Я слог ищу. Перебираю струны.
А ты на абордаж берёшь трибуны.
Доносами пугаешь белый свет.
К чему сей труд?.. К известности? К награде?
Ну что ж… ты заработал на сонет.
Возьми его, убогий, Христа ради.
Что поражало сразу, с первого взгляда – в глазах, которые жили на его лице по правилам собственного сюжета, сквозила некая неуправляемая стихия вольного, во всей своей абсолютности, сознания. И чистота. Я имею в виду ту чистоту, которую изначально нельзя нарушить, какими бы средствами не пользовался. Боюсь, что сейчас некоторые современники могут из Александра Файнберга делать рисованную глянцевую иконку, мол, гений, провидец и т. п... Или наоборот, станут лепить из него жертву перестроечного времени. Знаю точно – этот человек ни у кого никогда не вызывал жалости, даже в самые паршивые годы, когда его игнорировали все местные журналы и издательства. Он выжил, он уцелел, как зимний мотылёк Бродского, он не уехал из страны – и стал настоящим русским поэтом на узбекской земле.
Надежду утратив, подняв два крыла над спиной,
мой ангел-хранитель прощается нынче со мной.
Я чуял, я знал – по уделу дано моему
к последней черте, точно зверю, идти одному.
Ты прав, белый ангел. Прости, что берёг меня зря.
Но я ль виноват, что чужбина – отчизна моя?
Вот как странно. Рукописи и, правда, не горят и не залёживаются под сукном, если они значимы для читателя, такие рукописи рано или поздно придут к нам с вами. При жизни Александр стал народным поэтом Узбекистана, хотя сам никогда не стремился попасть в какие-нибудь элитарные списки, избегал высокопарности и не гнался за официальными лаврами.
Это можно удавиться.
Кто я здесь? Отпетый вор?
Гляну вправо – там граница.
Влево гляну – там забор.
Узаконены лимиты.
Но по мне ль такой закон?
Ни к одной ограде в мире
не пошёл я на поклон.
Ни в мороз, ни знойным летом,
ни во сне, ни наяву
Сам себе смастырил клетку.
Вот свободно и живу.
В Интернете крайне мало выложено фотографий Александра Аркадьевича, в основном это фотографии публичных выступлений. Не могу сказать, что возраст не накладывал отпечаток на его внешность, нет, Вы и сами видите цепкие морщины на лице... но это только фото. Уверяю Вас, вживую он не производил впечатления пожилого человека. Двигался по-мальчишески легко. Речь его была жива и уникальна, когда он рассказывал что-то, то входил в роль, и перед глазами сразу вырастали образы и события – как в кино. Кинорежиссёры не зря давали Александру пусть и эпизодические, но весьма яркие и фактурные роли. Его голос. О… это отдельная тема для пересудов... Глубокий и хрипловатый, тембр был настолько уникальным и особым, что его можно было узнать по телефону с одного звука. Именно по телефону и состоялась наша первая беседа. Именитый поэт представился очень просто – Саша Файнберг. А ведь ему было тогда без года 70 лет!
Расскажу, как было. Работаю я в софтверной компании – это большой по нашим масштабам коллектив разработчиков программного обеспечения из 70-ти человек. Нам предстояло провести один из корпоративных праздников, и мне придумалось сделать сотрудникам нестандартный подарок. Увидев как-то свежую публикацию стихов в местной газете, я была поражена тем, что Файнберг ещё в Ташкенте, не уехал ни в Америку, ни в Израиль, ни в Россию, что он тут!.. И у меня вдруг буквально встала перед глазами следующая картинка: вот поэт приходит к нам в офис компании и читает свои стихи воочию... Не долго думая и прошерстив Интернет, я достаточно легко нашла адрес поэта. Спонтанно, буквально за десять минут изложила свою просьбу – придти к нам в офис и почитать стихи для коллектива... Не знаю, на что я надеялась – ведь в моём подсознании Файнберг оставался всё тем же самым недоступным символом богемы. Ну что сделано, то сделано, недлинный текст, кстати, очень честный, был мною отправлен.
Прошло какое-то время, уже и забылась та абсурдная, как казалось тогда, фантазия, но как водится, в один прекрасный день – вдруг раздаётся звонок и незнакомый тихий глубокий голос говорит: «Здравствуйте, я Саша Файнберг, я получил ваше письмо, и оно мне понравилось. Я обязательно приду, если выздоровею. Обещаю очень скоро позвонить и сказать, выздоровел я или нет». От неожиданности я смогла лишь поблагодарить за звонок.
Действительно, через неделю Александр снова позвонил и сказал: «я выздоровел», и мы без церемоний договорились о дате и времени встречи. Я пообещала прислать за ним машину, но он не допускающим возражения тоном, ответил, что великолепно себя чувствует и дойдёт сам, да и живёт он в 10-ти минутах ходьбы.
Таким образом, первое очное знакомство состоялось именно в офисе нашей компании. Не скрою, что накануне я прошлась по комнатам и сказала коллегам примерное следующее: – господа хорошие, у нас завтра в гостях поэт Александр Файнберг. Если вы придёте, послушаете живые стихи, а потом возьмёте автограф у нашего соотечественника – вы никогда не пожалеете, а эту встречу будете помнить долго-долго, и через несколько лет все события этого дня станете бесконечно пересказывать сначала своим детям, а потом и внукам. Почему, – спросите вы, – да потому что наш гость совсем скоро будет канонизирован и войдёт во все мировые хрестоматии как великий русский поэт.
А ведь так и случится... как думаете?
Файнберг выглядел чуть усталым, немного покурил у окна, перед началом творческой встречи мы поговорили обо всём сразу и ни о чём. Скорее всего, есть особая магия знакомства с личностями такого масштаба. Потом, зайдя в аудиторию, он дружелюбно и цепко оглядев собравшихся, стал просто читать стихи, выбирая их по какому-то одному ему известному порядку. Ах, вы, наверное, не знаете кто такие программисты... Знаете? Ну да, правильно, это такое виртуальное племя людей, внимание которых удержать чём-то кроме компьютера практически невозможно. Однако произошло следующее – мы все притихли, и несколько ошеломлённые необычностью происходящего, сидели и слушали... Стихи Александр читал как-то по-особенному, без пафосных обертонов, не грассировал звуки, голос его иногда становился настолько тих, что казалось: это даже не стихи, читаемые со сцены, а доверительный личный разговор между двумя понимающими. Не знаю как, но даже не постепенно, а как-то вдруг – наш персонал, состоящий из разнородных технических профессионалов и, кстати, очень непростых личностей, – вдруг стал публикой, с которой так естественно говорить о поэзии:
Зачем зовут меня твои моря?
Я – сын земных береговых развалин.
Я груб. Я недостоин. Я реален.
За что ж тогда мне – музыка твоя?
С тех пор к моему вдруг вернувшемуся девчачьему восторгу, мы стали общаться, а когда у Александра было особенное настроение – он звонил и читал свои стихи прямо по телефону. Не буду лукавить и скажу предельно честно: я всегда понимала, что любое общение с ним вот теперь, на склоне его лет – это Событие каждый раз, которое надо запомнить: как сказал, что сказал, какие стихи прочитал. Далёкая от фанатического поклонения, я искренне горжусь, что была знакома с Александром Аркадьевичем, горжусь, что пусть мимолётно, но мы соприкоснулись с ним рукавами, горжусь, что он был искренним со мной.
Возможно, трудно поверить, я и сама уже плохо верю в это, но когда Файнберг умер – я почувствовала. Было совсем не страшно, а как-то буднично и даже иронично. Я вдруг вспомнила его и подумала, почему он давно не звонил... и вдруг поняла – Александр просто не мог звонить, потому что не выздоровел... Он же говорил когда-то в нашем первом разговоре – если выздоровею, я скажу.... Если не сказал, значит, не выздоровел...
Но слышу сердцем голос небосвода –
Кто и в капкане вольно может петь,
Тот и достоин истинной свободы.
После смерти поэта вышел новый двухтомник, который мне подарила Инна Глебовна Коваль – супруга Александра Файнберга. Великолепная талантливая журналистка, образованнейшая и безупречно интеллигентная, она всегда была первым читателем и остаётся честным критиком поэта Александра Файнберга. Мы теперь часто общаемся, она необычайно современна и хорошо ориентируется в новых средствах коммуникации, понимает роль Интернета. Инна Глебовна и сегодня много делает, чтобы творчество поэта было доступно читателям. Я люблю слушать её удивительные рассказы, которые так и просятся стать сюжетом для большого романа о вольном Мастере вольных Сонетов. Может быть, такую книгу Инна Коваль и напишет.
В изгнанье рождённые.
Нет у нас, милая, права
на счастье людское,
тем паче на крест и на славу.
И жизни достойной – в Москве ли,
в Нью-Йорке, в Париже –
ни ты не увидишь,
ни я никогда не увижу.
И только любовь.
Этот сон среди чуждых устоев
Один на двоих
Вот и всё.
Пробуждаться не стоит.
Что же такого удивительного в поэзии Файнберга? А вы попробуйте отгадать сами, не поленитесь, поищите в Интернете его стихи, его прозу, почитайте – не пожалеете. Вы много узнаете нового, нет, не о нём, а о себе... только о себе, потому что стихи Александра настолько безразмерны, что, примерив их на свою собственную жизнь, на свою любовь, на своё мироощущение, вы наверняка по достоинству оцените этот метафизически безвозмездный дар всем нам.
И до сих пор я не могу понять,
за что мне эта долбанная участь –
счастливым быть, одновременно мучась,
знать жизни этой нищенство и кладь.
Привет, незнайка. Ото всех привет.
Никто из нас веками не научен
ни солнцем ясным, ни звездой падучей
куда идти, где отыскать ответ.
Елена Атланова
Ташкент, Январь–май 2010 Источник.