Информация по Ташкенту первой половины 60-х годов. Взято из Фромуза.
«А почти напротив окончания улицы Каблукова, на Энгельса, стояла пекарня, которая существенно выдавалась вперед, так, что трамвайная линия изгибалась. Дядя рассказывал, что во время войны было почти невыносимо проходить мимо пекарни, запах свежевыпеченного хлеба сводил с ума. Это обострялось в те периоды, когда он два или три раза терял хлебные карточки на месяц. Он рассказывал, что маленькие дети, не выдерживая буйства хлебного запаха, в теплое время года, когда окна пекарни были открыты, но межоконное пространство было зарешечено (я помню, еще, эту мелкую решетку), подходили к окнам пекарни и просили: "Тетеньки, дайте пожалуйста, кусочек хлебушка". Работницы пекарни, конечно, и рады были бы дать кусочек хлеба - но как они могли.
А немного дальше, по Энгельса, в сторону кинотеатра "Спутник" (года примерно, с 69, он стал называться "Казахстан") по стороне Каблукова, дальше улицы Виктора Малясова, был "Дом Коммуны". Следом от "Дома Коммуны" остаются очень редкие для Ташкента сосны (торец здания министерства коммунального обслуживания, рядом с бывшей Узсельхозхимией).
Почти напротив тех, старых ворот Алайского базара, в улицу Энгельса вливалась сравнительно короткая улица Павла Лугина (одного из 14 туркестанских комиссаров - по моему, бывшего начальника народной дружины Ташкента в 1917-19 годы). Другой конец улицы Лугина упирался в кривоватую Шахризсабскую, которая шла почти параллельно улице Энгельса. Совсем недалеко была Кашгарка. Наши родственники жили на улице Хорошинской, правильное название которой было - Хорошихинская.
А в другую сторону - на стороне Алайского была улица Широкая, посередине которой был бульвар. На улице же Широкой была и баня, в которую мы ходили чаще, чем в баню, расположенную рядом с театром Свердлова. По моему, здание этой бани еще сохранилось. А чуть дальше широкой, по направлению к скверу, на углу Первомайской и Энгельса, находился венец моих мечтаний - игрушечный магазин. Чтобы попасть в этот игрушечный магазин к каким только ухищрениям я не прибегал, чтобы заставить пройти мимо него, а тем более - и зайти туда - старших. Кстати, ворота нашего двора выходили на улицу Лугина, во дворе жило более 30 семей (русские, евреи, татары, украинцы, армяне, поляки).
На стене, примыкающей к воротам двора оставался довольно глубокий след от осколка снаряда, со времени событий мятежа Туркменского полка (смотри воспоминания архиепископа Луки Войно-Янсенецкого) в январе 19 года. Более-менее состав семей устоялся году к 38-40. Несколько семей - выходцев с Украины и москвичей поселили, уплотнив, в том числе и нашу семью, в 41 году. Интересно, что никто из них, по крайней мере, года до 90 никуда из Ташкента не уехал. Куда только не раскидало их потомков! И по социальному происхождению были потомки крестьян российских и закавказских губерний, и потомки служащих, и купцов, и рабочих, и священнослужителей... Все об этом знали, но, предпочитали не афишировать, какими бы характеры не были бы вздорными, а бытовые вопросы - сложными и спорными, интересно то, что НИКОГО из жителей нашего двора ни в 35-40, ни после войны не арестовали по ежовским и бериевским направлениям, вообще никого не арестовали и не посадили, хотя, особенно и после войны свое хулиганье было, но хулиганили они не в нашем дворе - а за его пределами.
Связи, конечно, после 66 года порастерялись, но наверно, потомки чьей-то семьи остались в Ташкенте. Все дома вокруг были построены в называемом мной "русском колониальном стиле". Наш двор был населен, в подавляющем большинстве, потомками переселенцев в Туркестан из России в конце 19- начале 20 веков. Двор образовывал как-бы своеобразное патио, огражденное домами постройки конца 19 века (фундамент и основа - из жженного кирпича, выше - из сырцового кирпича. Многое, конечно, после апреля 66 года пострадало. Дети из нашего двора учились или в 50 школе - на Хорезмской, или в школе №2 имени Крылова, что была напротив ОДО (территория парка которого, конечно, сильно урезана).»