Надо продолжить воспоминания, пока еще в памяти те года. Я уже писал про магазины промтоварные. А как было с продуктами? Плохо было.
В государственных магазинах все было по карточкам. В свободной продаже, если что-то «выбрасывали», огромная очередь сметала все. Помню конфеты (без оберток) с повидлом внутри, карамельки, пряники обычные, твердые как камень ( я только в 60-х годах узнал, что от рождения они мягкие).
В памяти большой магазин на месте нынешней гостиницы «Ташкент». Вдоль стен длинные деревянные провисшие полки из черных досок. И на каждой полке стоит банка тушёнки, килограммовая, без этикетки, покрытая чем-то вроде солидола. Вид этих полок у меня и олицетворяет тогдашний «продмаг».
Фруктовых и овощных магазинов вообще не помню. Рядом с нами был «Туркменский» базар. Маленький, уютный, где было все: любые овощи и фрукты. И было это, по-видимому, не очень дорого, ибо даже в самые голодные годы люди покупали и яблоки, и урюк, и даже мандарины. Мандарины были такие, что запах стоял во всем доме. Такие же были и дыни, можно было не выбирать – все сладкие и ароматные. (Странно, что сегодня в «процветающей» стране базар кормит людей безвкусными кормовыми турецкими фруктами, странно, что сегодня я вспоминаю мягкие вкусные помидоры трудных военных лет).
Продавали на базаре и сахар. Не килограммами – кучками. На крошечном листке бумаги была насыпана кучка сахара объемом одну или две столовых ложки. Сахар был обычный или коричневый «паточный», чуть дешевле.
Вокруг города было несколько пионерских лагерей и детских санаториев. Там неплохо кормили и попасть в них была большая удача. Отец достал мне путевку в хороший санаторий им «8 марта». Белый хлеб, какао, суп с мясом! Я решил, что одному мне это слишком и вот до чего додумался. Я собирал где мог остатки хлеба, нанизывал куски на нитку. Затем пробирался с такой гирляндой в яблоневый сад за оградой, залезал повыше на дерево и развешивал хлеб меж веток на просушку.
Когда через месяц, меня забирали домой, я в последний момент помчался в сад, снял все сухари и отдал маме.Она разрыдалась:«Кто тебя научил?» - «Никто, никто даже не знал об этом». Мама не раз потом вспоминала эту историю, и у нее наворачивались слезы. Трудные времена ускоряют процесс проявления чувства сопереживания (что, собственно, и делает человека взрослым). Вот так у меня это случилось в восемь лет.
Был и другой случай. Года через три на углу нашей улицы появился хлебный киоск, где иногда продавали вкуснейшие французские булки (те же, что и сейчас – батоны с тремя разрезами на спине). И вот однажды вечером кто-то из старших ребят повел нас «на дело». В фанерной стенке киоска мы проковыряли дырку и вытащили несколько булок. Понимая опасность, мы ушли на край города и там в укромном месте все съели. До сих пор, когда случается есть батон, я вспоминаю ту историю. И мне кажется, что тогда он был гораздо вкуснее.
Надо продолжить воспоминания, пока еще в памяти те года. Я уже писал про магазины промтоварные. А как было с продуктами? Плохо было.
В государственных магазинах все было по карточкам. В свободной продаже, если что-то «выбрасывали», огромная очередь сметала все. Помню конфеты (без оберток) с повидлом внутри, карамельки, пряники обычные, твердые как камень ( я только в 60-х годах узнал, что от рождения они мягкие).
В памяти большой магазин на месте нынешней гостиницы «Ташкент». Вдоль стен длинные деревянные провисшие полки из черных досок. И на каждой полке стоит банка тушёнки, килограммовая, без этикетки, покрытая чем-то вроде солидола. Вид этих полок у меня и олицетворяет тогдашний «продмаг».
Фруктовых и овощных магазинов вообще не помню. Рядом с нами был «Туркменский» базар. Маленький, уютный, где было все: любые овощи и фрукты. И было это, повидимому, не очень дорого, ибо даже в самые голодные годы люди покупали и яблоки, и урюк, и даже мандарины. Мандарины были такие, что запах стоял во всем доме. Такие же были и дыни, можно было не выбирать – все сладкие и ароматные. (Странно, что сегодня в «процветающей» стране базар кормит людей безвкусными кормовыми турецкими фруктами, странно, что сегодня я вспоминаю мягкие вкусные помидоры трудных военных лет).
Продавали на базаре и сахар. Не килограммами – кучками. На крошечном листке бумаги была насыпана кучка сахара объемом одну или две столовых ложки. Сахар был обычный или коричневый «паточный», чуть дешевле.
Вокруг города было несколько пионерских лагерей и детских санаториев. Там неплохо кормили и попасть в них была большая удача. Отец достал мне путевку в хороший санаторий им «8 марта». Белый хлеб, какао, суп с мясом! Я решил, что одному мне это слишком и вот до чего додумался. Я собирал где мог остатки хлеба, нанизывал куски на нитку. Затем пробирался с такой гирляндой в яблоневый сад за оградой, залезал повыше на дерево и развешивал хлеб меж веток на просушку.
Когда через месяц, меня забирали домой, я в последний момент помчался в сад, сня все сухари и отдал маме.Она разрыдалась:«Кто тебя научил?» - «Никто, никто даже не знал об этом». Мама не раз потом вспоминала эту историю, и у нее наворачивались слезы. Трудные времена ускоряют процесс проявления чувства сопереживания (что, собственно, и делает человека взрослым). Вот так у меня это случилось в восемь лет.
Был и другой случай. Года через три на углу нашей улицы появился хлебный киоск, где иногда продавали вкуснейшие французские булки (те же, что и сейчас – батоны с тремя разрезами на спине). И вот однажды вечером кто-то из старших ребят повел нас «на дело». В фанерной стенке киоска мы проковыряли дырку и вытащили несколько булок. Понимая опасность, мы ушли на край города и там в укромном месте все съели. До сих пор, когда случается есть батон, я вспоминаю ту историю. И мне кажется, что тогда он был гораздо вкуснее.