Ризо Ахмад
- Муниса-апа, мать Омона.
- Зайнаб и Омон – молодожены.
- Малика, дочь Мунисы.
- Соседки Мунисы-апа, Марьям и Захро.
- Группа артистов, играющих шаманов и ведьм, и прекрасно поющих и танцующих.
- Ахмад-ака, торговец на рынке.
- Два артиста играющие бандитов.
Действие 1. Картина 1.
Сцена состоит из двух комнат, гостиной и кухни. На кухне копошится, готовя завтрак, Зайнаб. Она поет узбекскую песню, поет хорошо, она ведь уже актриса театра, только что закончившая театральный институт. На кухню со двора заходит Омон, ее муж. Они недавно поженились и наслаждаются своим медовым месяцем.
Зайнаб. Заходи, чего встал в дверях?
Омон. Да вот думаю, идти на махаллинский плов или позавтракать с тобой?
Зайнаб. Никаких пловов. Ты и так толстеешь от ваших гапов каждую неделю.
Омон. Тем лучше, с милой попью я кофейку!
Зайнаб. Иди искупайся после гимнастики.
Омон. Иду, дорогая! (уходит).
В гостиную входит заспанная Муниса-апа, мать Омона. Она в домошнем халате и садится в кресло, включает пультом телевизор, переключает его каналы, потом выключает его. Зайнаб подходит к двери кухни в гостиную и прислушивается в тому, что там делает и о чем говорит ее свекровь.
Муниса. Как эта чертовка пришла к нам, так и телик ничего не показывает. Сладу от этой нет. И сама-то, кожа да кости, и что в ней сыночек нашел. В наши молодые годы ценились девушки полные, пышные, что, если уж обнимут мужа, так задушат в постели. А теперь что – каждую ночь подхожу к их дверям и долго-долго так стою, ухо в дверь. А они, тьфу, хоть порадовали бы старуху, но никаких вздохов и ахов, скрипа кровати совсем не слышу из их спальни. Мой-то муженек покойный, шустр был и ловок, до утра не отпускал из объятий своих нежных, царствие небесное, требовал, чтобы не молчала, а дышала громко и в тот самый момент кричала от всей души... И слава богу, четырех детей родили, двух дочек и двух сыночков, все как на подбор, дети любви!.. А эти! Срам один! Слышу только всякие разговоры. Чем они там занимаются, болтают о работе и интернете что ли, и всё?.. Всё бы ничего, но раньше Омончик мой приходил с работы, приносил что-нибудь из сладкого, а я ему любимую мошхурду или борщ со сметаной. Потом садился рядом со мной, чаевничали… А эта, как пришла, королева, понимаешь, ни разу ужин не приготовила, приходит чуть ли не в полночь, когда я уже легла спать. Спектакли, видите ли! Уходит тоже рано, не поговоришь, не посудачишь. И этот, пришел – так садись, отдохни, нет, пойду, из театра привезу! А я что, бесплатное приложение вам?! Совсем про меня забыл! И доколе так?.. Милое дело в наше время, из дома не выйдешь без разрешения свекрови, скажет – садись – садились, а так стояли, дрожали перед ней. Что скажет – закон! А эта хочет – придет, хочет – уйдет!..
Зайнаб (еще из кухни) Неправда, ойижон – милая матушка, я всегда прощаюсь с вами, когда ухожу. А прихожу – вы уже в постели в своей спальне. Не будить же вас (заходит в гостиную). А не готовлю обеды-ужины, так у меня работа такая. Как же мне вам угодить? Я же вас люблю, уважаю! И замуж я вышла за Омона по большой любви нашей обоюдной! Разве вам от этого не приятно? Это ведь самое главное!
Муниса. Нет, не главное это! Главное – почитание старших!
Зайнаб. Но ведь я вас почитаю, выше всех ставлю! Вы же мать моего мужа! А, с другой стороны, я же к нему пришла, не к вам!
Муниса. Вот ведь чертовка! Знай, что говоришь!
Зайнаб (не слушая ее) Но вот будет какой выходной, я вам десять блюд приготовлю! Я готовить умею! Мама моя хвалила и Омон ел!
Омон ел у вас?! Ой, почему меня бог не забрал к себе?! Ой, я несчастная, я страдалица! Как же он у вас ел, он что – побирушка?
Зайнаб. Да вы не поняли, он однажды провожал меня домой, когда мы только стали встречаться. Отец увидел с окна – пригласил. Пока они говорили – я приготовила курицу, ему понравилось. Вот и всё!
Муниса. Всё равно моему сыну нельзя есть, где попало (Зайнаб при этих словах хватается в ужасе за лицо). Он солидный человек, доцент унивеситета, с ним считаются!
Зайнаб. Простите, ойижон!
Муниса. Принесите мне чаю! И что вы там приготовили?
Зайнаб (подумав немножко) Овсяную кашу с гренками.
Муниса. Нет, не хочу овсяную, хочу рисовую на молоке!
Зайнаб. Хорошо, ойижон, будет сделано! (уходит на кухню. Там же со двора появляется Омон).
Омон. Ну что, здесь сядем, любимая?
Зайнаб. Нет, зайди в гостиную, поздоровайся с мамой. Будем все там завтракать.
Омон. А какая у нас кашка сегодня?
Зайнаб. Рисовая молочная. Матушка тоже спросила, а я сказала – овсяная, знала, что она сразу потребует другое. В точку попала, она потребовала эту.
Омон. Ну ты же у меня умница!
Зайнаб. Умница, я это знаю, только мама твоя меня недолюбливает. Позавчера сказала, что вы саиды, а мы - так себе, третьего дня – что артисток паршивых в вашем доме только и не хватало, вчера – что я худющая совсем и сумею ли рожать, а сегодня вовсе огорошила, видите ли у нас дома есть – значит есть, где попало. Уф! (Зайнаб встала в боевую стойку – руки в бока, ноги на ширине плеч, щеки надуты, голова наклонена, а глаза смотрят исподлобья).
Омон. Ну милая, ну не огорчайся, ну не спеши! У мамы старые предрассудки. На дворе 21 век, а она все еще со старыми понятиями. Не поймет, что люди, что времена стали другие. Дедовские понятия! А кто сейчас делает, как хотят родители? Никто! Но ведь при этом уважаем, любим, стараемся, чтобы жилось им хорошо. Нет, всё им мало. К ногтю! Или поунижалась перед моей бабушкой, а теперь должок забрать хочет, повластвовать, поунижать других. Не знаю!
Зайнаб. Но ведь моя мама, отец – не такие! Что хотите делайте, варитесь в собственном соку, только уважайте и не забывайте, а мы уж всегда вам поможем, когда вам нужно будет. Вот!
Омон. Всё верно! Но ты должна учесть, что твои родители – люди образованные, медики, весь мир видели, всегда внутри общества, столько людей в день видят, говорят, слушают, лечат, дают советы. Вольно - невольно их само новое время учит, воспитывает. А моя мама, я ее очень люблю и жизнь за нее отдам, как и она за меня, но она всю жизнь была дома, за пределы махалли только недавно стала выходить, к сестрам моим, к брату. О современном мире знает только по телику, а там всё розово, учитесь у старших, потакайте старшим, а жизнь настоящую не показывают, в сложные взаимоотношения не лезут. Вот и ходит до сих пор в парандже, только эту паранджу другие не видят, а она ведь на ней надета, духовная паранджа…
Зайнаб. Спасибо, господин профессор, за интересную лекцию!
Омон (не замечая ее иронии). Поэтому давай потихонечку, не хирургическим путем воспитывать, учить. Придет время, раскроется, сбросит паранджу, поймет, что люди стали жить совсем по-другому. Привыкнет к тебе, полюбит такую, какая ты есть, перестанет ревновать ко мне…
Зайнаб. Ой вряд ли? Я ведь слышала от жены твоего брата, милый, что они сбежали после года житья с ней здесь. Купили в ипотечный кредит квартиру и фьюить отсюда. Как бы и нам… Ведь иногда отрезать лучше… хирургическим путем, как ты сказал, чем всю жизнь на таблетках.
Омон. Ты об этом даже не думай! Я последний ее сын и должен быть с ней. И буду!
Зайнаб. Даже без меня?!
Омон. Я этого не говорил и никогда не скажу, потому что люблю тебя и ты у меня единственная и останешься всегда единственной! (подходит к жене близко-близко и пытается обнять и поцеловать ее, а она отбивается).
Из гостиной слышится мамин голос.
Муниса. Омон, келин – невестка, где вы?
Зайнаб быстро собирает всё в поднос и передает его Омону. Он торжественно заносит поднос в гостиную и ставит на большой стол, за ним и Зайнаб ставит чайник и кофейник. Их торжественность и важность быстро остужает мамочка.
Муниса. Что это такое, где это видано, чтобы муж нес еду на стол. Эдак и двор, и улицу подметать невестка тебя заставит, так я понимаю! Что это такое, люди добрые? Мир перевернулся! Мужик из кухни подносы тащит, может ты и готовить будешь тут?! (Зайнаб при таких словах словно остолбенела).
Омон. Мамочка, здравствуйте! Как спали, как встали, что нового, что интересного? Что там нового Путин сказал, как идут президентские выборы в Америке?
Муниса. Ты мне зубы не заговаривай. Путин или кто – они умные люди. Но то они у руля государства! Вот так! А вот ты тряпка! Даже с одной женой не можешь справиться.
Омон (возмущенно). Мама, что вы говорите?! Это какие-то средние века, в которых вы до сих пор живете! Женщина – рабыня, по вашему? Но у нас давно уже другая эпоха, другие отношения! И что тут такого? Я рад, что помогаю своей жене!
Муниса. Помогай – помогай, кто же против. Только есть вещи, к которым мужчинам нельзя прикасаться.
Омон. Что, руки отвалятся?!
Муниса. Хуже, позорище! Мужчина должен оставаться мужчиной, а женщина – знать свое место!
Омон. Ладно, мама, вас не переубедишь. Давайте пить чай. Вот каша ваша. Садись, Зайнаб.
Муниса (очень возмущенно). Это что такое? Я просила перловку, а вы мне что?
Зайнаб. Но мама, вы же сами просили, отказались от овсянки. Вчера ведь вот эту самую… с удовольствием…
Муниса. Ничего подобного, не врите! Вчера я постилась и весь день молилась в честь святого благоверного Богоутдина и даже на выходила на ваши призывы. И сегодня не буду есть, раз вы такая… (важно встает и медленно уходит, надеясь, что ее остановят. Зайнаб делает знаки Омону, чтобы он вернул уходящую, но он машет ей в ответ, считая, что этого не нужно делать).
Муниса (про себя). Наглецы, нахалы, даже не остановят, не упадут на колени, не будут молить о прощении! Может, сыночек додумается мне в спальню принести поесть, а ее видеть даже не хочу. А причем тут каша? Жаль, отказалась, а она нежная, сладкая, с маслицем и чуть сахарком посыпать. Теперь-то, пока уйдут, станет холодной… Хотя микроволновка есть. Но я ей управляться не могу. Придется опять звать соседкину дочку. Пусть лишь уйдут побыстрее – кушать охота!
Зайнаб (заламывая себе руки и чуть не плача). Надо ее вернуть! (призывы к мужу не дают эффекта. Сама хочет бежать за старой обиженной невесть кем женщиной).
Омон. Оставь, не надо, вытри слезы… Дай я вытру (достает носовой платок и тщательно вытирает им ее лицо, целует ее в нос, губы, щеки, лоб и шею).
Зайнаб. Но ведь она хотела есть?
Омон. Эх ты! А еще актриса! Доверчивая ты, веришь всем! Успокойся, оставь всё как есть на столе, накрой чем-нибудь, чтобы не остыло. За час не остынет. А через час мы уйдем, она выбежит, вот увидишь, и за милую душу всё подчистую съест!
Зайнаб. Но ведь она так ругалась, так была обижена, только не знаю – на кого?
Омон. Врет! Ты вчера маме давала кашу? Давала! Мама ведь съела? Съела! А сейчас врет! Так что давай, посидим сами, почаевничаем, а то я тебя мало вижу!
Зайнаб. Омон, ну ты хоть не начинай! Работа у меня такая!
Омон. Ладно, успокойся. Я это так, любя! Как сказал один философ, кажется, Сократ: «Цените труд женщины! Она несет в мир наше будущее!».
Зайнаб. Сократ не говорил так никогда! Он был женоненавистник, а ты свои слова приписываешь ему, вот какой ты прохиндей – философ!
Омон (опять лезет целоваться, она убегает, он ее ловит, поднимает и кружит по комнате. Они вместе поют задушевную узбекскую песню, потом обнявшись, кружатся вокруг стола в быстром вальсе, попутно хватая со стола съестное и угощая друг друга).
Омон. Ты когда выходишь?
Зайнаб. Через час, а ты?
Омон. Я тоже! Значит целый час я буду с тобой!
Зайнаб. Ура-а-а! вместе выйдем?
Омон. Вместе!
Они уходят к себе в спальню и чудесным образом моментально выходят одетые и тихо так, не шумя, повсюду озираясь, уходят. Через секунду выходит Муниса-апа, тоже озирается, прислушивается, несмелым шагом идет к столу, трогает всё, что на столе
Муниса. Вот мое, вот оставила мне, не съела, даже накрыла полотенцем. Ой всё теплое, горячее, не остыло. Вот кашка моя любимая, пышки, пончики, гренки без сахара и сладкие, маслице, каймак, чай, кофе. Ну садитесь мадам-госпожа-хоним! Нет, я хочу какао! Ох, какао с гренками и оладушками! Но како и оладушек нет! А я сама сделаю! И поем не спеша! Как здорово! (поет веселую узбекскую песню). Соседушек потом позову, Марьям и Захро. У них тоже все ушли, небось. Посидим, поболтаем за чаем, кое-кому косточки перемоем, особенно этой моей невестушке, чтоб ей пусто было. Потом после соседушек, подмету во дворе, смету пыль с мебели, обед-ужин приготовлю. Вот всё это она должна делать! Ох, доля моя горькая, судьбина тяжелая, в молодости не знала отдыха, и в старости, кажется, не отдохну. Ах, муженек мой, зачем вы меня так рано покинули?! (поет грустную узбекскую песню и уходит на кухню).
Действие 2. Картина 2.
Улица, ночь. Прохладно, осень. С деревьев падают желтые и красные листья и норовят упасть прямо на голову идущей парочке, только что вышедшей из такси. Молодые люди держатся за руки и совсем не смотрят по сторонам, а только друг на друга. Это наши герои, Зайнаб и Омон.
Зайнаб. Ну как тебе, ну как тебе?
Омон. Неплохо. Ты неплохая актриса!
Зайнаб. Дурак, дурак! (останавливается и поворачивается к нему, бьет его по груди своими кулачками). Вот тебе за неплохую актрису, вот, вот!
Омон (хватает ее руки и целует их). Милая моя, что я еще могу сказать, у тебя один выход и небольшой монолог. Как можно судить по эпизодику этому о такой великой актрисе, как ты.
Зайнаб. Но ведь главные роли придут!
Омон. Конечно придут, я молюсь об этом каждый день, ведь знаю, как ты пашешь, мучаешься, ищешь признания. Иначе ты станешь, как моя мама и поедом будешь есть меня, как будто я в чем-то виноват.
Зайнаб. Хорошо, что ты пришел не встречать меня, а на спектакль.
Омон. Так ведь я хочу знать о своей любимой больше, я не могу надышаться тобой.
Зайнаб. Какой ты милый, какой чудесный, я тоже люблю тебя!..
Через несколько шагов их останавливает соседка, только что вышедшая на улицу.
Соседка. Омон, это ты?
Омон. Да, я, тетушка Марьям, здравствуйте!
Соседка. Салом – салом! Ту уж извини, меня, что остановила вас, вижу ведь, что домой спешите. И еще извини за прямоту. Я ведь вам всем добра, мира желаю. Я ведь тоже растила тебя, сыночек, ты у нас часто бывал, играл с моими девочками в лапту, помогал с уроками.
Омон. Да, да, я вас слушаю, Марьям-апа!
Соседка. Ты, доченька, пойди к нашим воротам, там свет яркий, а я твоего мужа не задержу, секундочку только.
Омон. Зайнаб, отойди к воротам, мы быстро (девушка, недовольная отходит к указанному месту). Так я вас слушаю.
Соседка. Ты это, ты ее брось, она плохая!
Омон. С чего это вы, тетушка?
Соседка. Ты выслушай, не перебивай. Была я сегодня у вас, мама твоя позвала меня и Захро. Почаевничали мы хорошо, какао, блины, каймак! Всё, что душе угодно! Всё очень вкусно, дай бог здоровья твоей маме. Яблочко съела, так вкус до сих пор во рту.
Омон. И…
Соседка. Ну так вот! Мама твоя потом расплакалась, не любит ее твоя женушка, кушать не дает, перечит, дерзит, делает, что хочет, за домом не следит, упорхнет с утра и поминай, как звали, ночью вот в это время приходит. Это, сыночек, негоже! Приведи жену в порядок! Жены найдутся, а мать одна у любого. Что это такое, не то готовить, о чем мама попросила. А сегодня вообще не попрощалась – ушла. А ведь мать твоя ждала помощницу, младшую подругу, что заменит ей ушедших в другие семьи дочерей. И что в итоге- сама убирает по дому, сама стирает, сама кушать готовит. А эта, твоя, еще перечит, не слушается, плюет в сторону женщины, которую должна называть своей мамой.
Омон. И это всё вам моя мама…
Соседка. А кто же еще! Или ты думаешь, я всё это сама придумала? Больно надо! А твою маму жалко!
Омон. Тетушка Марьям! Если я вам скажу, что всё это неправда, что мама наговаривает на нас, что она после отца никак не может себе найти места, что скучно ей, тоскует, хочет только, чтобы сноха под боком была да поддакивала, - вы не поверите и меня обвините, что под женину юбку залез и в ее дудку играю. Поэтому я вам скажу спасибо и что мы примем меры, чтобы успокоить и утешить маму.
Соседка. Ну-ну, желаю успехов! (уходит).
Зайнаб (вернувшись к Омону). Что-то случилось, помощи просила, надо помочь?
Омон. Если бы! Она меня учила жить. Вот скамейка, давай обмозгуем ситуацию. Если не найдем выход, надо будет уходить жить в другое место (оба садятся).
Зайнаб. Ах, я поняла, это твоя мама обо мне соседке, а та тебе, исправь, мол, или убери женушку совсем.
Омон. Ну примерно так. Так что же нам делать, чтобы не доводить дело до войны, а?
Зайнаб. Не знаю! Если ты захочешь расстаться со мной, я не переживу этого!
Омон. Дурочка моя! Кто же так думает? Лучше я умру, чем уйду от тебя или прогоню! Но ведь она моя мать, я и с ней должен быть, ухаживать должен, любить, лелеять на старости лет, лечить, если надо, сделать ее жизнь радостной и счастливой.
Зайнаб. Но у нее другие понятия, другие ориентиры. Может поговорить всем нам втроем начистоту, прийти к компромиссу, уважая интересы других.
Омон. Ничего не получится! Это будет еще один повод обижаться и сплетничать везде. Она не захочет понять, что мы хотим, как мы желаем жить. Она видит только себя, слушает только себя., делает, что подскажет ее сердце. Она просто не поймет нас, и еще пуще разозлится.
Зайнаб. Так что же нам делать?
Омон. Я вот о чем подумал. Утром мы что-то говорили о хирургическом пути. Но всё, всю эту хирургическую операцию надо провести ювелирно, чтобы никто не заподозрил, принял за сущую правду. И здесь ты должна сыграть главную роль. Ты же актриса! И если всё получится, вот тогда я скажу, что ты недаром ешь свой трудный актерский хлеб, что будешь великой!.. Но сначала, нет, завтра поговорить. С сестренкой, с Маликой. Она у нас на разведку будет ходить к маме…
Действие 3. Картина 1.
Муниса (сидит одна в гостиной). Ох что-то бок разболелся. И некому пожаловаться. Не от кого помощи дождаться никто доже воды не поднесет (поет грустную узбекскую песню)… шли они! Вот дни считаю, сегодня тринадцатый день. Забрала она его, сыночка моего! Сильнее меня оказалась! Ведьма! Околдовала его, заставила ей подчиниться, во всем ей потакать, забыть о матери родной. Живут теперь на квартире, платят лишние деньги ни за что. А здесь просторно, уютно, чего же не хватало. И мне плохо, и им! И во всем эта дура, соседка Марьям виновата! Мало ли что я ей рассказала, пожаловалась. А она, видите ли, решила меня защитить, урезонить их. А молодежь сегодня какая, вспыхнули, как сухое дерево, и ушли… Как они там, живы ли здоровы? Правда Омон звонит мне ежедневно, разговаривает долго. Сам не придет, видимо ведьма не пускает, но продукты уже дважды отправлял через Малику, сестричку свою. А сам не приходит… Говорит, работы набралось много. А когда этой работы было мало?! Разве по телефону увидишь его, его лицо милое, родное, узнаешь его настроение, разве почувствуешь его мысли, разве расспросишь обо всем… И невестка пыталась говорить со мной! Но я принципиальная! Чего это я на мировую с ней, если она у меня сыночка забрала. Никогда и ни за что! Лучше уж пусть он один вернется. Ничего не пожалею, ни денег, ни любви для него! Женю на другой, простой, скромной, на такой, что скажешь «встань» - встанет, «сядь» - сядет. И никакой работы – пусть дома сидит, будет мне послушницей и собеседницей. А то скучно мне, и телик, кроме этих дурацких сериалов, да про Украину ничего не показывает. И никаких актрис! Хватит, видели уже! Ух, ведьма! И никаких модниц! Напялит как их, во – лосины, и всё видно снизу! И каждый мужик, вольно – невольно смотрит на задницу и щелкает языком от удовольствия. Тьфу! Стыд и срам! Или вот угораздило показывать разрез, ложбинку между грудями своими. Кто это придумал? Меня мой муж, царствие небесное, сто раз упрашивал – умолял показать эту ложбинку. Не показывала! Как можно! Свет мы никогда не включали в спальне. А теперь что? Всё дозволено видеть, и лицо всё, и шея, и плечи до грудей, задница – всё напоказ. Не оттого ли, говорят, все мужики взбесились, друг на друге женятся, а на женщин ноль внимания. Боже мой, боже мой, какие страсти! Конец света! И не рожают женщины, не хотят! А моя, то есть его новая будет иметь четверых детей, я так хочу! И попробует только… Вмиг скандал получит! А то родят одного и всё лавочка закрыта… Ну хорошо, но как развести его с этой колдуньей?.. Позову-ка я Захро, а Марьям не буду звать, растрезвонит, а мне по секрету надо посоветоваться. (берет трубку домашнего телефона и набирает номер). Алло, алло! Захрохон! Салом! Как дела ваши, дети, муж? У вас тепло? У меня тоже. Вчера сыночек мой, Омон, приходил, всё проверил – наладил. Он же у меня мастер на все руки, хоть и большой человек в своем университете (закрыв трубку ладонью) Прости, господи, за мое вранье. Столько продктов принес, а куда мне одной столько, сахар, фрукты, мясо, курочку, хлеб! А у вас как, навещают дочери?.. Ну и хорошо, ну и прекрасно!.. Захрохон, может в обед зайдете ко мне, я что-нибудь приготовлю, поедим, почаевничаем, поболтаем. Да и посоветоваться с вами хочу. Ах в обед не можете?.. А куда?.. Ну это понятно, это нужно! Подругу проведать в больнице - дело, богу угодное. А сейчас? Сможете? Тогда жду (кладет трубку). Сейчас придет, надо в зеркало посмотреться (смотрится, делает рожицы и довольная отходит). Хорошо, красотка!. Губы может подкрасить. Да нет, невелика персона, чтобы перед соседкой еще фуфириться. А на столе что? Надо фрукты принести, чай поставить. (смотрит вниз, на ноги) А это что? Ой, умереть мне! Ой, боже мой, сколько говорила себе: убери, выкинь эти домашние тапочки! Нет вот ведь привязалась к ним, а они уже разодраны. С ними перед гостями нельзя, убрать, заменить срочно! Скажет эта Захро еще, что с разодранными тапочками Муниса-хоним по дому ходит, опустилась, обеднела, или за собой перестала следить, постарела. Еще та ворчунья, у всех недостатки ищет. Уф-уф! (звучит дверной звонок. Муниса кричит в сторону ворот). Сейчас, сейчас! Иду, иду! Ой, где мои новые тапочки? Наверху! Быстро за ними! (снова звонок). Иду сказала же! Надо же мне за тапочками новыми наверх. Ничего, подождет… (поднимается к себе, сразу опускается в новых тапочках, выходит во двор и возвращается с соседкой). Вы уж простите, задержала я вас у ворот. Сыночек мой, Омон, звонил, он каждый день звонит, спрашивал, как я здесь одна, не нужно ли чего, очень жалеет меня, беспокоится, тревожится, каждый час звонит. Обещал проверить газовую колонку, а то она стала очень греть.
Соседка. Так вы же недавно мне по телефону говорили, что он вчера всё наладил, поправил.
Муниса. Разве? Ну да… вчера он приходил, но не закончил, обещал сегодня прийти.
Соседка. Муниса-апа, у меня времени мало, вы скажите, что хотели, а то мне еще обед готовить, мужа на его перерыв встретить, накормить, а потом, как уйдет, бежать в больницу к подруге (в это время в гостиную заходит дочь Мунисы Малика. Все три женщины тепло приветствуют друг друга, целуются).
Муниса. Доченька, зайди на кухню, соседушка спешит, я только об одном деле посоветуюсь…
Малика (показывает на два пакета). Мамочка, вот это всё отправил вам Омон. Сказал только, чтобы я извинилась перед вами, что столько дней не может к вам зайти, но обещал через пять дней зайти. Вот…
Муниса (густо покраснев от того, что ее ложь раскрылась. Но соседка занята своими мыслями и смотрит на часы). Ладно, ладно, пойди на кухню, потом поговорим (ждет, когда дочь уйдет, идет к двери на кухню и плотно ее закрывает, но пока она возвращается, та дверь чуть-чуть раскрывается рукой дочери). Захрохон, я вас не буду задерживать нисколечко, дорогая. У всех у нас тысяча своих проблем. Захрохон, у вас нет на примете какой-нибудь ведуньи – колдуньи, что по фотографии соединяет людей, отваживает соперников или соперниц, делает семью крепкой, ну и так далее.
Соседка. Что-что случилось? У Омона опять проблемы, она же, его жена, вы говорили, приворожила его намертво – не оторвешь. А теперь что, разлад, раздор?! А вы теперь хотите соединить их?! Вот те на, они любили – дружили, она была против. Теперь они хотят разбежаться, она опять против. Вот те на!
Муниса. Да остановитесь вы, не дослушали и делаете странные выводы. Нет, они по-прежнему вместе! Я обратного хочу, расстроить их семью хочу (плачет)!.. она, ведьма такая, забрала его, приворожила, а он ни на шаг от нее! Так я по-прежнему хочу, чтобы сыночек охладел к ней, чтобы расстались они, чтобы золотой мой вернулся ко мне обратно!
Муниса-апа заливается слезами, закрыв руками лицо, а сама одним глазом сквозь пальцы смотрит на реакцию соседки. Та походит, гладит старую по плечам, стремясь успокоить ее.
Соседка. Да ладно вам, успокойтесь, чего в жизни не бывает. Неужто вы так сильно против нее? Ну живут, любят, что же еще?! Чего лезть-то. Главное , чтобы дети были счастливы!
Муниса (громко кричит, вскакивая со стула). Нет, никогда, ни за что! Я не буду согласна с этой, с этой… Никогда! Надо их развести. Надо, чтобы он охладел к ней и сердцем, и телом. Надо ему найти другую. Найдите мне колдунью или гадалку, что по фото соединяет – разлучает. Мне это очень важно!..
Соседка. Да нет у меня такой колдуньи. Не знаю! Да и грех это – верить таким…
Муниса. Поспрашивайте, вы же полгорода знаете!
Соседка. А они фотку ее или его потребуют?
Муниса. Не знаю! Я их обоих фото принесу.
Хозяйка уходит в свою спальню наверх. В это время из кухни выбегает Малика и бух на колени перед соседкой, да так, что очень пугается и повсюду плюется и возносит руки к небу в молитве.
Малика. Захро-апа, соглашайтесь, возьмите фотографии. У меня есть на примете одна колдунья! Такие чудеса творит! Сама я маме не могу сказать, она это дело хочет сохранить втайне от детей. Заберите фотографии у мамы, а я у вас. А маме скажите, что вспомнили, что у вас есть такая. Про меня не говорите, ладно!
Соседка. Ладно, ладно! Мне же легче, меньше забот!
Малика снова скрывается на кухне. Возвращается хозяйка.
Муниса. Вот фото обоих!
Соседка. Возьму, поспрошаю. Слышала я, что в махалле Кох-ота объявилась одна, самаркандская. Выясню, схожу, фотки отдам. Только, если любят они, так зачем… Лишь бы боженька меня не наказал!.. Ой, времени совсем не осталось с вами (забирает фото и, косясь на дверь кухни, уходит).
Муниса (кричит ей вослед). Соседушка, миленькая, только всё это между нами, ладно! Я вас потом очень, очень отблагодарю! Сто долларов вас будут ждать! Ладно?! (она ждет ответа, но ответа нет, а калитка ворот глухо открылась и закрылась).
Муниса. Ну вот, может найдет кого, а та как врежет, как врежет, мало не покажется. Подожди, я ей сто долларов обещала? Зря! Очень зря! Ничего, обойдется, тапочки домашние подарю. Их, оказывается, у меня две пары… Малика, чай поставь, стала я. (Малика входит со двора). Ты на кухне разве не была?..
Малика. Я калитку закрыла.
Муниса. Что ее днем закрывать!
Малика. Да поговорить мне с вами надо, мамочка!
Муниса. Ой, как хорошо, что не спешишь, поговорить со мной хочешь. А то я, как Омончик ушел с этой ведьмой, так я одна, так и одна, и не с кем…Вот даже соседки нехотя ко мне идут…
Малика. Мамочка, мы все вас очень любим…
Муниса. Прекрати сейчас же! Я никогда не смирюсь с этой выскочкой, с этой артисткой, что отняла у меня сына. И здесь только потусторонние сыграли, ее ворожба. По-другому он никогда бы не ушел, сыночек мой, кровинушка моя.
Малика. Мама, вы так говорите, как будто у вас других детей нет. А ведь я, Маржона и Окил – кто?
Муниса. Деточка моя, цветочек мой (дочь подходит к матери, они нежно обнимаются), я очень-очень вас всех люблю и обожаю. Ваша радость – моя радость, ваши боли – моя боль! А как я ваших детей люблю! Когда я к вам или вы ко мне – это же праздник!.. (начинает рыдать). Но Омон - мой последний! Я, когда ваш отец умер, думала, что сыночек всегда будет со мной, думала, за мной с женой своей будет ухаживать, а потом, они же, придет время, закроют мне глаза и вы все похороните меня рядом с вашим отцом. А она (слезы сразу высыхают и голос становится холодным и железным), ведьма, колдунья, хоть бы сама ушла, нет, забрала Омончика у меня… И я теперь не я буду, если не разлучу их. А как разлучу, другую ему сама найду, сама выберу, свадьбу сама устрою, деньги у меня есть, припасены, на всё хватит!
Малика (шутя, игриво, нежно толкает рукой в мамин бок). А мы что? Нам ничего не достанется из ваших запасов, мамочка?!
Муниса. Какие запасы, о чем ты говоришь, доченька! Так, несколько бумажек, долларов этих от отца вашего остались, берегу вот на всякое - про всякое
Малика. Так ведь с несколькими долларами ничего и не сделаешь, не то что свадьбу…
Муниса. Ну значит бери выше, побольше будет (смеется).
Малика. Ах, мамочка, ах, плутовка! Несколько пачек небось?
Муниса. Ну я тебе ничего такого не говорила (обе смеются и вновь обнимаются). Постой-ка, проверю, на месте ли денежки, давно не проверяла. Ой, надо проверить, ой, что-то сердцу тревожно!
Старая женщина отстраняет от себя дочь и уходит к себе наверх. В это время Малика хватает свой телефон и быстро набирает номер, ждет, нервничает, наконец, кто-то отозвался.
Малика. Слушайте, план наш совершенно неожиданно был утвержден мамой! Как, как? А вот так, при мне просила соседку найти ворожею. А я? Я перехватила заказ, то есть соседка передала мне мамину просьбу, чтобы я ее исполнила. Нет, мама не знает, что я знаю! В-общем, мама ждет ведунью, эта ведунья должна расстроить ваши с Омоном отношения. Ну а наша задача – ну хотя бы старания этой колдуньи якобы не осуществились, чтобы переубедить маму как-то, ну я не знаю, думайте… Так что ищи у себя в театре, кто сыграет роль колдуньи. Кого пошлешь? Сама?! Да ты же… Офигеть! Как интересно! Я тоже приду. .. Ну не с тобой, конечно, а пораньше. Ой, как интересно! Когда, в полдень Заметано! Отпрошусь с работы, я такой спектакль не могу пропустить, не прощу себе. Ну пока-пока… Ух ты!..
Действие 4. Картина 1.
Следующий день. Та же гостиная. Муниса-апа сидит в кресле с повязанным платком на голове.
Муниса. Ой, головушка моя! Ой, никто ведь не поможет, воды не принесет! Ой, где эти проклятые сто долларов? Куда же я их положила? А может я ошибаюсь – их было ровно семь пятьсот, а не семь шестьсот? Ох, головушка разболелась от этой математики. Ой, как болит! Вспоминай давай, старая дура! В последний раз у меня, когда я часть своей пенсии меняла на доллары у этого прохиндея, как его, на базаре, это было четырнадцатое число. Так, а в пачке было 7400 или 7500? Если было7400, то я положила в общую пачку и получилось 7500. Если было 7500, я, значит, последнюю сотенку не положила в общую пачку, а положила куда-то в другое место, думая, что потом переложу. Теперь вспоминай, старая рухлядь, что было после базара. Пришла домой, посмотрела в кошелек свой, там сумы были и та бумажка. Была та бумажка в кошельке? Была, точно помню! Потом я куда ее переложила? Вот этого не помню! Может невестушка стибрила?. Да нет, ее уже с Омончиком здесь не помню. Ой, головушка моя, зачем мне такие мучения! Всё это – от дурной моей памяти! Склероз! Надо записывать в следующий раз! Вставай давай, старая калоша, проверь в гостиной, на кухне, потом в своей спальне. В другие комнаты я не захожу, нечего там делать, если только, чтобы вспомнить сыночка (нехотя встает, проверяет все шкафы, сервант, под скатертями на столах, под чехлами и накидками на креслах и стульях). Нет, нет ничего! Пойду на кухню (уходит и проверяет и там, заглядывая в каждый шкафчик и каждую из многочисленных банок и других емкостей, возвращается). Там тоже нет. Пойду-ка я в спальню (вдруг, совсем неожиданно для нее – звонок в дверь калитки) Ой, напугали! Кто это может быть? (кричит)Кто там, иду! (возвращается с Маликой). Ох, доченька, это хорошо, что ты пришла! Потеряла я сто долларов! Найти никак не могу. А может она в общей папке и я неправильно считаю, потому и найти не могу? Старая склеротичка! Что делать, а? Ты вчера в мою спальню не ходила?
Малика. Ну, мама, вы уже меня подозреваете? Не была я в вашей спальне!
Муниса. Ну не была, так не была, не обижайся, доченька! Старые люди – они такие! Невзначай и обидеть могут. Но лучше спросить и успокоиться, чем не спросить и долго мучиться! Не помню и всё, куда я могла их деть, а главное – положила ли их в общую пачку. Что принесла? От Омончика моего?
Малика. Нет, сегодня от себя! Вы любите сазана, так вот вам четыре больших куска с зеленью и томатным соком, лепешки вот, какие вы любите!
Муниса. Не надо было лепешек, вчерашние еще не тронуты совсем.
Малика. Забрать обратно, что ли?
Муниса. Нет, оставь, может гости будут. А еще?
Малика. И еще фрукты! Вчера были яблоки, а сегодня мандарины!
Муниса. Ой, мандарины я люблю. И головушке моей стало легче. Вот так вот балуйте старую, и голова болеть не будет? Спасибо! Иди ставь чай, забери всё отсюда на кухню, там пообедаем (опять звонок в калитку). Опять звонок! Сразу голова опять разболелась! Кто ж это может быть? Может Захро по поводу вчерашней моей просьбы? (кричит). Малика, пойди, открой! (через секунду в гостиную врывается старая, горбатая, страшная лицом и руками – лапищами, с огромным носом – крючком, как в сказках о старухах – колдуньях, но не в поношенной и трухлявой одежде, как принято было бы видеть, а в весьма приличном, можно даже сказать, модном молодежном платье).
Старуха (безапелляционно). Вызывала?
Муниса (испуганно). Не знаю! Здрасьте!
Малика. Мама, это фолчи – ведунья! Говорит, что просили зайти.
Муниса. Ой, почтенная ведьма!
Старуха. Ведьма – это ты, людей мучаешь ни за что, ради прихотей своих, а я почтенная и уважаемая всеми, кто меня знает, нормальным людям помогаю, а ненормальных со света сживаю. (кричит) Понятно?!
Муниса (остолбенев). Понятно!.. Может чаю?
Старуха. Можно и чаю, можно и покрепче, хи-хи-хи! Вот сюда, за стол сяду. (садится бесцеремонно). Неси давай, что есть поесть, хи-хи-хи!
Муниса. Малика, принеси, пожалуйста, чай и всё остальное.
Старуха. А мы пока поговорим! Давай, рассказывай!
Муниса. Да вот…
Старуха. Ты меня не поняла! Что у тебя на душе я знаю! Недаром ведаю всем, что ни спросишь. А вот как решать будем проблему, надо подумать. И не тебе, у тебя голова – дырявое ведро, а мне. Но стою я дорого и беру не две лепешки со сладостями в пакет, как ты хочешь. Поэтому не расстраивай меня и плати звонкой монетой, то есть долларами, что у тебя есть, хи-хи-хи! Сказать, сколько у тебя их?
Муниса. Чего?
Старуха. Да долларов твоих.
Муниса. Нет, нет! Еще услышит кто!
Старуха. А про потерю одной бумажки даже и не страдай, всё в одной куче, не потерялось ничего. Но скоро потеряется, в кармане у меня окажется, хи-хи-хи! Согласна?
Муниса. Ну да, конечно. Хотя…
Старуха. Не страдай, исстрадалась, поди сейчас инфаркт у тебя будет из-за ста долларов?
Муниса. Да нет… Только вы мне решите мою проблему!
Старуха. Развести сына!
Муниса. Вы и об этом знаете?!
Старуха. А для чего же я пришла, по-твоему?!
Муниса. Вот это провидица! Все про всех видит! Верните мне моего сыночка, Омона моего! Сноха моя, невестка забрала его и не отдает! А мне без него муторно, тяжело, хоть в гроб ложись (начинает громко реветь).
Старуха. Да прекрати ты тут мокрые дела разводить! А не лучше ли их обоих обратно в дом к тебе. И веди себя спокойно, без претензий, с пониманием к молодым. Вот и будет у тебя мир и спокойствие, и сыночек рядом…
Муниса. Нет! Не могу я видеть ее! Разлучите их! (опять ревет. Входит из кухни Малика с подносом, где кушанья, оставляет всё на столе и подбегает к маме, чтобы обласкать и успокоить ту).
Старуха. Воля твоя! Мы и это можем. Вот фото их кладу на стол. Садитесь обе за стол и закройте глаза. Положите руки на стол, склоните головы. Буду бить иногда по головам, но не сильно, поэтому не пугайтесь. В конце моих заклинаний фото эти должны сами порваться, а значит, связь между ними разорвалась. Всё, я начинаю! Как я сказала, закрыли глаза и не открывать, молчать, чтобы ни было, сидеть смирно! Это долго, полчаса или час (резко встает, да так, что мать вздрагивает от испуга, а дочь чуть не умирает со смеху). Шайтан Азроил, ты меня слышишь, я дочь твоя! Свершим молитву нашу дьявольскую, чтоб неповадно было сыночку этой женщины и невестке ее, и разбежались они в обе стороны… Что-что, отец мой, шайтан Азроил? Влопался ее сыночек и не оторвать? А она умрет, если разлучить? Так что нам с того?! Плюнуть и растереть! Раз уж его мамашке жизнь ничья не дорога с этой рядом, так что уж нам. Она, мать его, увлечена дьявольской страстью, что похлеще нашей будет! Кто-то любит деньги, а кто власть, а эта только себя в своем мирке! Так для чего ж мы?! Поможем ей, и пусть судьбы молодых сломаются. Ну и что, нам-то что, что она после смерти своей на том свете не попадет в рай, а прямо к нам, в тартарары адские! Станет дьяволицей, как все такие, будет пить кровь людскую, и не насытится. А потом вернем в этот мир ведьмой очередной. Здесь будет помогать таким, как она, кто хочет сжить кого и уничтожить и людей, и их желания. Так давай же начнем! Оторвем их, молодых, да слишком красивых со своей любовью друг от дружки! Вперед, с дьявольской помощью твоей!
Старуха идет вокруг стола и женщин, читая теперь уже непонятные заклинания, крича и охая, читая какие-то молитвы, приседая и вставая, бегом и не спеша, ползком на коленях и совсем уж лежа, бия себя в грудь, а их по головам и плечам. Затем, внимательно следя за закрытыми глазами хозяйки дома, поджигает края фотографий и основательно мнет и комкает их и бросает под стол…
Всё это действо продолжается довольно долго. Затем кричит, падает и катается по полу. И вдруг затихает. Наступает долгая мертвая тишина. Малика, смотря то на старуху, то на свою маму, чуть ли не умирает со смеху, а ее мать всё еще боится открыть глаза, но долгое молчание заставляет ее осторожно их открыть и в ужасе видит, что старуха бездыханна. Думая, что та умерла, хватает за плечо дочери, а дочь, чтобы спрятать свой хохот, старается превратить его в рыдания, и чтобы веселые глаза ее не были видны маме, бросается к ней и прижимает ее к груди, так, что ее голова оказывается за маминой головой.
Вдруг старуха оживает и садится на пол.
Старуха. Дайте мне воды, облейте меня водой, я вся горю! Я умру сейчас!
Малика бежит на кухню, моментально возвращается с тазиком с водой и опрокидывает воду на старуху. Старуха вновь падает навзничь и опять надолго затихает. Хозяйка с ужасом смотрит то на нее, то на свою дочь.
Муниса (в совершенном трансе). Я не хочу, чтобы кто-то умер, пусть все живут! Я не хочу в ад! Не хочу возвращаться сюда ведьмой и пить кровь! Пусть все живут!
Старуха, опять неожиданно и опять пугая, оживает.
Старуха. Поздно, поздно! Всё, всё, всё! Я на пути к цели. Я превратилась в нее! Знаешь, что она сейчас делает? Она поет предсмертную песню. Я запою ее голосом (старуха поет голосом Зайнаб грустную узбекскую песню). Теперь она танцует. Эй, молодая, танцуй! (Малика начинает прекрасно танцевать под чудесную восточную мелодию)…
Старуха. Всё, я смертельно устала! Дайте отдохнуть (ложится в кресло и кажется засыпает, пока Муниса-апа приходит в себя).
Муниса. И в тело ее прошла, ведь это был голос моей невестки… Боже, спаси и сохрани!..
Старуха просыпается.
Старуха. Подайте их фото!
Муниса. А где они? Их нет! Они на столе были!
Старуха. Вон они на полу под столом. Они сквозь стол прошли.
Муниса (всё еще в трансе). Сквозь стол! (поднимает фотографии). А они помятые и обожженные (подает их старухе).
Старуха (очень громко восклицает). Как?! Они должны были быть разорванными или превратиться в пепел! А они только немного обожжены и скомкались. О, шайтан Азроил! Не получилось у нас! Слишком любовь у них оказалась сильна! Что это значит? Что я слаба против них! Что мне делать? Признать поражение и уйти из дома этой женщины? Что ты советуешь, о шайтан Азроил? Завтра прийти со всеми шаманами и ведьмами большого города и устроить здесь шабаш? Тогда лишь победим! Ну что ж, такова воля твоя, о дьявольская твоя премудрость!
Муниса (пытается сопротивляться. На ее лице ужас от пережитого). Может больше ничего не надо?
Старуха. Но тогда ты сегодня умрешь!
Муниса. Нет, нет! Я не хочу умирать! Делайте, что хотите!
Старуха. Неси сто долларов. Давай быстрей!
Муниса-апа вылетает из гостиной и приносит купюру.
Старуха (взяв денежку и идя вон отсюда). Я пошла. Учти, ты можешь, остановить всё это, но ты потом умрешь, а дом твой вовсе спалю!..
Муниса (совершенно отрешенно). Делайте, что хотите! Я несчастна теперь. Только лишь бы кары небесные не на моего сына…
Старуха. Завтра в это время будь дома и держи входную дверь открытой (исчезает на глазах у женщин, еще не выйдя из гостиной).
Муниса. Что я наделала, что?! Я не хотела так, я не думала, что так! Что теперь делать, чего ожидать, дочка? (женщины бросаются друг к другу в объятия).
Малика (подтрунивая). И еще сто долларов ушли!
Муниса. Ах, оставь!..
Действие 5 картина 1.
Та же гостиная. Мама и дочь ждут гостей ждут гостей, о которых говорила старая ведьма.
Муниса. Я очень боюсь, Малика!
Малика. Но ведь вы слышали, мама, что назад ходу нет, иначе на кону ваша жизнь и дом. Я никогда не буду согласна на такую замену – вы нам всем нужны!
Муниса. Спасибо, дочь! Чтобы я без тебя делала?! Я бы с ума сошла, умерла бы, как хочет эта ведьма!
Малика. Я другого боюсь. А если кто из них серьезно заболеет, наш Омон заболеет, или она! Умрет она, а сын ваш не перенесет, бдет тоже искать смерть, уйдет за нею, опять достанется ей! И вам не достанется! Что вы тогда будете делать?
Муниса. Не говори так, так не говори! О боже, я грешна, грешна, грешна! Забери уж меня, чем сына моего, а я старая, что мне осталось! А сыну моему детей растить и радоваться жизни. С этой – не с этой – уже не важно!
В этот момент с улицы доносятся голоса и через секунду всю гостиную заполняют странные люди. Они разношерстно одеты, словно из какого-то балагана или цирка шапито. У некоторых на руках струнные и духовые инструменты, барабаны и дойры. Вперед выходит вчерашняя старуха и выкладывает на стол две вчерашних обожженных и скомканных фотографии.
Старуха. Ну что начнем, а вы (хозяйкам дома) садитесь за стол, как вчера.
Начинается действо в духе сурхандарьинского фольклорного ансамбля, молитвами и заклинаниями, вызовом духов, плясками вокруг стола и двух женщин с причитаниями, рассказами легенд, играми, хоровыми и сольными песнями и танцами. Музыкальный спектакль, который, как думает Муниса-апа, и есть шабаш ведьм и чертей, на самом деле хитрая постановка на тему вчерашнего дня. Продолжается он не менее получаса, но зрителю будет интересно и занятно послушать хорошую музыку и песни, посмотреть увлекательные танцы и игры. Поминутно кто-то подбегает к женщинам и закрывает ладонями им лицо, стучит кулаками по фотографиям. В конце спектакля вперед опять выходит та самая старуха и долго читает свою абракадабру. Все слушают и поддакивают, затем все воздевают руки к небу и молятся.
Старуха. Всё! Твоя сноха сегодня же заболеет и скоро умрет. Единственное условие царя демонов, шайтана нашего Азроила, я его сейчас услышала: она должна последние дни провести здесь, а ты, женщина, должна ухаживать за ней, как за дочерью, а потом похоронить, как у вас, у людей хоронят. Делается это для того, чтобы тебе нелегко было впредь отправлять на тот свет людей. Это божья или сатаны прерогатива!
Муниса. А нельзя, чтобы не умирала…
Старуха. Нельзя! Хватит уже! Ненавижу этих узбекских женщин, только на словах могут человека уничтожить! А на тебе, на деле получи… Гони 400 баксов!
Муниса. Сколько?
Старуха. Сколько слышала! А то увеличу ставку!
Муниса. Поняла! Бегу! (бежит наверх и приносит деньги, отдает старуха, та треплет ее по щеке и все уходят, весело напевая знакомые мелодии).
Муниса (она с дочерью остались вдвоем. Мать садится за стол и горько плачет и причитает). Боже, зачем я всё это затеяла?! Я ведь не хотела до такого финала. Ну и что, что я ее не люблю?! Я же только развести их… Зачем такое расставание, сердце сына разорвется, он ведь и дальше будет продолжать ее! А так расстались бы, ненавидя, а я ему сразу другую, на возьми! А теперь трагедия! .. Я не хочу возвращаться после ее и своей смерти ведьмой, поварившись в адовом котле! Ой, что я наделала?!.. Почему меня боженька не любит?
Малика. Потому что связались с дьяволами и ведьмами. А сколько денег угрохали! Стоило ли?
Муниса. Прекрати, нельзя так! Если она умрет, как предрекла колдунья. Надо ведь людскую доброту, сочувствие соблюсти…
Звонок в ворота. Малика идет открывать и возвращается с Омоном.
Омон. Мама, Зайнаб заболела! Серьезно! Врачи отказываются принимать ее после ее анализов! Что делать?
Муниса. Ой, сыночек! Дай, я расцелую тебя (обнимаются и целуются) А врачи причину говорят?
Омон. Не говорят, молчат! Я предчувствую ужасное! Мама, я привез ее сюда, здесь тихо, воздух чище и вы есть, когда я за лекарствами и доктором. Мама, можно я…, я уже привез ее.
Муниса. Да, да, Омон! Мне уже сказали… то есть давай сюда! (Малика и Омон бегут за ворота, чтобы занести больную). Как быстро свершилось, что наворожили.
Дети хозяйки заносят в гостиную инвалидное кресло, где грустная сидит Зайнаб… В руках Омона двуствольное ружье.
Муниса. А ружье зачем?
Омон. Да мы с друзьями собрались на охоту. Я специально купил, получил лицензию. А теперь то что, теперь не до охоты! Я оставлю его здесь пока под вашим присмотром.
Муниса. Занеси в свою комнату, чтобы я не видела эту страшилку.
Действие 6. Картина 3.
Рынок. Торговые ряды. Много народу. Мимо рядов идет Муниса-апа, ее окликает седобородый старик, стоящий за прилавком и продающий свои огурцы.
Старик. Мунисахон, вы ли это?
Муниса. Ой, Ахмад-ака, как я рада вас видеть. Как ваши домашние, дети, внуки? Как ваше здоровье? Чего же к нам не зашли. Или раз брат умер, так его дом теперь не ваш? Не хорошо это (решила всплакнуть и поднесла платочек к глазам).
Старик. Да подождите вы, затараторила, словно горох из банки на пол рассыпался. И не плачьте, жив я и остальные мои. Вам привет передавали. Вот, за день-два хотел продать, а потом и к вам зайти. Вы сами-то как, не хвораете? Дети ваши, внуки? Омон с вами? А то я слышал, что он тоже отдельно живет, а вы совсем одна остались.
Муниса. Жива я, и здорова! И Омон со мной. И никуда не уходил от меня. Только вот невестке не здоровится, совсем плохая. Вот ухаживаю за ней. Бананы попросила. Куплю и пойду. А то Омону скоро на работу, а ее одну не оставишь.
Старик. И моих огурцов тоже возьмите. Славные, сладкие!
Муниса. Ой, как то неудобно. Вы же денег не возьмете.
Старик. Здравствуйте, приехали! Не говорите лишнего, а покормите свою невестку ими. Огурцы мои лучше всяких заморских бананов. И полезнее.
Муниса. Спасибо, Ахмад-ака!
Старик. Постойте, невестка, говорите, больна? Плохая совсем, говорите? Знаете, в болезни помогают не бананы и огурцы, а любовь и сострадание!
Муниса. Вы правы, раньше я ее не любила, а теперь неделю лежит, болеет, а я и полюбила, наверное через жалость. Молодая ведь, совсем юная! А Омон страдает, места не найдет, любит! Боится потерять! А ведь я во всем виновата, вот и расплачиваюсь горькими слезами и расшалившимся сердечком.
Старик. Как, вы виноваты!
Муниса. Да долгая история, да и вспоминать, расплачусь, стыдно будет, о себе только думала! А теперь хочу вот, и к богу обращаюсь каждый час, пусть меня вместо нее заберет!
Старик. Не говорите так, каждому человеку свой черед, и его отмеривает только бог! Лучше дайте, я помолюсь за вашу невестку, авось дойдут мои слова до господа нашего.
Старик читает долгую и проникновенную молитву, Муниса-апа, торговцы рядом и проходящие мимо поднимают руки в благословении тех, о ком старик просил бога.
Старик. Завтра, как окончу с огурцами, зайду вас проведать.
Муниса. Я вас буду ждать! Приготовлю шурпу, вы же, как муж мой покойный, любите наваристую…
Действие 7. Картина 1.
Гостиная Мунисы-апа. Но что это, два человека в черном и масках стоят перед хозяйкой и что-то настойчиво требуют. Это бандиты, пришедшие ограбить бедную женщину.
1 бандит. Давай быстрее, старая! Времени мало, выкладывай денежки!
Муниса. Ой, боже, ой, умру сейчас, ой, не делайте мне больно! С чего это вы взяли, что у меня есть деньги?
2 бандит. Знаем-знаем, вон, как рассчитывалась щедро с группой шаманской. Что, пригласила, чтобы развести сына с невесткой, а потом согласилась даже на ее болезнь и смерть!
Муниса (она очень боится, что их услышит невестка). Не кричите, раскричались! Убивайте, ничего не дам!
1 бандит. А мы убивать не будем! Мы расскажем всё, что ты со своей невесткой натворила, ей же. Она вон, лежит, в той комнате. Интересно будет посмотреть, что на это твой сын скажет?! Ты же не перенесешь, сама умрешь, ну после смерти невестки, конечно, когда всё равно твой сын, узнав правду, уйдет от тебя!
Муниса. Подождите, принесу деньги!
2 бандит. Я с тобой пойду, старая. А мой друг здесь побудет.
Из спальни молодых выходит Зайнаб, она слаба и бледна, а в руках у нее ружье.
Зайнаб. Никто никуда не пойдет, убирайтесь вон! Буду стрелять!
Бандиты не верят ей и, переглянувшись и ухмыльнувшись, идут к ней навстречу. Зайнаб прицеливается и стреляет. Два выстрела! Пули попадают одному бандиту в руку, а другому в плечо. Они падают, хватаясь за раненные места. Кровь у них хлещет, она расплывается по полу. Муниса-апа в ужасе теряет сознание, а бандиты еле встав, убегают вон…
На следующее утро Муниса и Малика беседуют с той самой ведуньей – колдуньей.
Муниса. Я еще столько же дам. Я больше, я вдвое, втрое больше дам, только устраните ваше заклинание. Я хочу, чтобы невестка не болела, чтобы жила, и с моим сыном была. Она мне жизнь спасла! Теперь я должна спасти ей жизнь! Поймите меня!
Старуха. Ты хорошо подумала?! Ты завтра меня опять не позовешь? Это тебе не платье, сегодня понравилось - надела, а завтра не очень – выкинула. Речь идет о человеческой жизни! А ты торгуешь ею!
Муниса. Я раньше торговала, я теперь всё поняла!..
Что ж, мы применим обратное воздействие. Но ведь заклинала не только я, а вся команда моя.
Муниса (радостная, что так можно, кричит). Так давайте их…
Действие 9. Картина 1.
Гостиная полна народу. Толпа шаманов и ведьм. Но они в строгих одеждах и теперь они поют и танцуют грустные песни и танцы. И каждый раз подходят к Мунисе, плачут и целуют ее, а фотки берут и целуют. Меж песнями слышны непонятные заклинания. В самом конце этого музыкального спектакля в гостиную заходит старый Ахмад-ака с 4 лепешками и яблоками. Садится на стул и читает молитву. Все поднимают руки. Из спальни выходит Зайнаб и поет заключительную песню. Вбегает Омон и, радостный, целует жену, маму, сестру, все обнимаются и очень радостны. По жестам и мимике некоторых «шаманов и ведьм» видно, что и стрельба, и другие ухищрения подстроены, сымитированы. Все смеются, но Муниса-апа никогда не поймет, что всё это театр.
Вся семья поет Сунбулу.