Реклама, 1929 год
Исчезнувшие городские имена
В Фейсбуке повспоминали популярные ориентиры Ташкента. ныне исчезнувшие.
Вспомнили такие: Сапёрная, Асакинская, САГУ, Воскресенская, Аптекоуправление, Океан , Навоийская ярмарка, Детский мир, парк Кирова, парк Тельмана, Динамо магазин, центр Луначарского, Максим Горький Фрунзенский торговый центр, Полторацкого, Подъёмник, Дизельная, гостиница Россия, Художников, ДК обувщиков, Комсомольское озеро, Партшкола, ГУМ, Тахтапуль, Кисловодская, Текстилькомбинат, улица Школьная, парк Кирова, Известия (трамвайная остановка, рядом с первой горбольницей, Выставочная (Беруний), Радость, Заводская, Кафанчик, Консервный завод, Винзавод-Первушка, Тезиковка, парк Победы, конфетная фабрика Уртак, Главпочтамт, ГАИ на Глинке, Военторг, Авиакассы, Севастопольская. Что забыли?
Каналы и арыки Ташкента. Нужна помощь переводчика
Тема одна из самых интересных, есть исследования Виктора Фесенко и Александра Райкова. Появилась возможность (с помощью цепочки друзей) опубликовать книгу, изданную в 1983 году. Как лучше организовать перевод? Может, кто-нибудь возмётся? Было бы чудесно. Напишите в комментариях, чтобы не было дублирования.
Скачать книгу Тошкент ирригация шокобчалари в формате PDF, 2,5 Мб.
Михаил Книжник. ЛЮДИ. ТЕТЯ НАТУСЯ
Опубликовано в «Новой Юности» №1 2019.
Я не знаю как где, но у нас, на втором лечфаке, те, у кого были врачебные амбиции, с четвертого курса начинали дежурить медсестрами-медбратьями и чаще всего — в реанимационных отделениях. И не только такие, как я, для кого сестринская зарплата была ощутимым подспорьем, но и ребята из семей, в которых подобные суммы погоды не делали. По большому знакомству мне удалось устроиться в хирургическую реанимацию медсанчасти текстильного комбината. И сегодня, по прошествии тридцати с чем-то лет, оглядываясь назад, я считаю это одной из главных удач своей жизни. И не только профессиональной.
Больница та была особой: стратегический комбинат подчинялся напрямую Москве. Больница получала деньги не только от местного минздрава (или «минздоха», как говорил мой папа), но и от комбината. А правило «кто девушку кормит, тот ее танцует» безукоснительно работало и в стране обобществленных средств производства. Говорили, что заведующих отделениями утверждал на должность директор комбината, и были они все люди штучные, или, как это называется в Израиле, — «калибр». И советская национальная политика с реверансами по отношению к одним и процентными нормами к другим этносам как-то отодвигалась на задний план. Состав был по-настоящему интернациональным. Заведовал реанимацией ироничный красавец Вадим Ефимович. Нами, средним медперсоналом, командовала суховатая, резкая и справедливая старшая сестра Раиса Ивановна. Но настоящей хозяйкой отделения являлась нянечка тетя Натуся, она была всеобщая мать, всеобщая заступница, но при этом лаконичные и точные ее характеристики намертво прилипали к объектам. «Мудёнок» или «шалашовка» — после слов тети Натуси они уже иначе не назывались.
Образования не имела никакого, говорила, смешно переиначивая слова. Поликлиническое отделение называла «полуклиникой», поскольку по сравнению с реанимацией, где, случалось, и умирали, в поликлинике происходила медицина легкомысленная, несерьезная. На вопрос «Где ведро?» — отвечала «Окиле балькона». Я и сейчас так говорю, иногда ловя на себе озадаченные взгляды. Была она замужем, муж ее был конструктор и еврей. Как они ладили при всех социальных, образовательных и культурных перепадах, я не знаю. Но ладили. Мужа своего тетя Натуся очень любила и даже покровительственно по-матерински жалела. Тем более, что детей у них не было. Отношение к мужу она отчасти переносила и на остальных евреев, считая их своими и нуждающимися в ее, тетинатусиной защите и опеке. Я ощущал это на себе.
Когда ближе к полуночи затихали обихоженные пациенты, все сотрудники интенсивной терапии собирались тут же, за занавеской, доставалась еда, заваривался чай. И начинались самые блаженные минуты общего трепа. Если не было поступлений, остатки ночи делились между сестрами-братьями поровну, а остальные укладывались поспать. Врач — в кабинете заведующего, мы — на свободных койках в маленькой, проходной палате или на матрасике на полу. Укладывалась и нянечка. И тут начиналось представление. Храпела Натуся, словно реактивный самолет на взлете, и поделать с этим ничего было нельзя. Казалось, что в ответ на ее децибелы открывали глаза пациенты под наркозом. Но поскольку поспать удавалось далеко не всегда, а работала тетя Натуся самозабвенно, не сачковала, на помощь приходила немедленно, то на сверхзвуковые ее способности все, условно говоря, закрывали глаза.
Запомнился мне один разговор. Среди ночи собрались мы за занавесочкой у накрытого домашними разносолами стола. Взяв свою чашку, я выдохнул:
— Господи, как я устал.
— У нас в деревне стыдно было говорить «устал». Я и до сих пор стесняюсь, — сказала тетя Натуся. А было ей тогда хорошо за пятьдесят. Столько, сколько мне сегодня. С той поры я избегаю жаловаться на усталость
Севара Назархан: Ташкент
Письма из прошлого. Ташкентские встречи
Прислала Александра Николаевна Давшан
Это письма о любви. Автор их не известен. Надина, как он ее называл, берегла маленькие листки, написанные очень мелким почерком. Чтобы разобрать слова, мне приходилось пользоваться лупой. Если события, факты, встречи и тому подобное фиксируются и создают историю, то чувства исчезают или делятся на правильные и неправильные, хорошие и плохие. Читайте редкие страницы, которые помогают понять жизнь, услышав голоса из прошлого.
Письмо № 1. От даты осталась только первая цифра – число 1. Лист поврежден.
Я перечитывал твои открытки по нескольку раз, ты не знаешь сама, сколько вложено в них чувства. Все, что пишу тебе я, мне кажется таким бледным в сравнении с этими двумя маленькими открытками. Мне хотелось бы дать тебе гораздо больше, чем я дал – я не смогу выразить этой мысли конкретно, рассказать все точно, что я хочу сказать этой фразой – но мне почему-то кажется, что ты меня ужу поняла. Тебя же я понимаю с полуслова – фразы твоих писем для меня не просто слова, а полные гармонии аккорды чувства. Мне так было понятно, когда ты писала, что хотела бы вернуться с обратным поездом – это настроение, эта мысль мне кажется такой родной, такой близкой – что минутами мне страшно, что я так близко понимаю твои настроения. Да страшно; страшно ощущать так близко другую душу – как будто эта душа вот, или совсем с твоей сольется – и если бы мы были вместе, то, казалось бы, нам не надо было бы слов – каждое движение, каждый жест были бы понятны. Сейчас же угадывал бы ту мысль, которая их родила.- И это-то и страшно – эта близость манит и тянет – хочется искать и найти в ней новые оттенки, опуститься в самую глубину – хочется переживаний самых интимных – дальше уже нет ничего – и вся интимная жизнь кажется какой-то далекой. – Меня охватывают такие же чувства, как будто я стою на краю бездны. И страшно, и тянет туда непреодолимо, и в этом находишь радость – какое — то упоение. Ты помнишь, я говорил тебе, что хотел бы пожить с тобой недели 2-3 где-нибудь, безразлично – лучше всего на каком-нибудь месте, где раньше не были ни ты, ни я, чтобы у нас не было никаких воспоминаний прошлой жизни – пожить так, чтобы ни ты, ни я не думали ни о чем другом, как о том, что мы вместе – я мечтал об этом, и мне казалось, что тогда мы станем так близки друг другу, что весь мир как будто исчезнет. А потом пришлось бы расстаться, и вот об этих минутах я сейчас задумался. Хотелось бы расстаться тогда, когда была допита последняя капля «волшебного яда». И я боюсь. Мне страшно, что это мгновенье мы, может быть, не нашли бы. – Ведь вот теперь, когда мы расстались, мне казалось, что так кратка была наша встреча, что струны только что натянулись и стали звучать в унисон, – что тон можно было повышать и повышать, и это делало бы звуки еще выше, еще чище. – Но найти ту минуту, когда струны готовы были бы порваться, и уйти – я не знаю, достало бы у меня силы и воли. Ты пишешь «неужели я не увижу твоих глаз»? Что рассказать тебе на этот вопрос – рассказать, что мои глаза так же с тоской ищут твоих, сказать, что мое лицо ищет твоих прикосновений – сказать – но ты знаешь это сама — знаешь, что ты увезла кусочек души моей и вместо этого кусочка оставила мне тоску. Вчера я, наконец, увидел прогулы N.N., он прошел мимо нашей конторы – это первый раз я его вижу после той ночи – и я его искал с тех пор все время – ты же знаешь, о чем думал я, когда искал его? И много — много здесь вещей, которые будят воспоминания. Даже Ник. Пав. С его заплывшими глазками, и он мне стал, как ты, мил – я его видел раза два на улице, но о тебе не говорил. Когда брат сказал, что ему говорила тетя, что они получили твою открытку, и меня потянуло к ним сходить увидеть эту открытку, посмотреть еще раз на почерк милой руки. Сейчас ты, верно, уже подъезжаешь к Томску. Ты скоро напишешь мне закрытое письмо. Ты мне напиши – что нашла и как встретил наш Томск. – Пиши мне о себе все, пиши, как живешь и как работаешь, и как развлекаешься. Мне бы хотелось представить себе твою жизнь возможно подробнее. Пора кончать, уже поздно – ты не сердишься, что я так пишу? Ведь если бы мы были с тобой вместе, я никогда не сказал бы пора кончать, мне никогда не казалось поздно – но если бы это было возможно – если бы ты была не так далеко. Если бы ты жила не в Томске, а там, у Чирчика, я приезжал бы к тебе каждый вечер – Прощай, родная – Г.В.
ПИСЬМО № 2. 21-6-12 вечером
.
Утром послал тебе письмо – мне показалось, что ты не будешь мне больше писать. А вот в 3 часа получил твое. Значит, последняя струнка еще не оборвалась? Зачем я послал тебе то письмо? Я не знаю. Мне показалось, что ты так долго не пишешь оттого…Ну, да все равно – ты, может быть, поняла меня. Когда я задумался над нашими отношениями, то чувствую, что нет у меня ясности и ….—то, что было, — то ярко, светло и желанно – и страстно хочется, чтобы это не было «прошлым», кажется, что ласка оборвалась на самой середине; нет спокойного, без страданий конца – нет тихой тоски, а есть желание. Кажется, что мои губы насильно оторвали от твоих. Кажется, что наслаждения я только наполнился, и вот тебя уже нет – да, я хочу тебя! Хочу твоих прикосновений, хочу твои глаза, твои губы. Мне кажется, что хороших минут должно быть так много. Иногда мне до боли хочется, чтобы ты была со мной в эти темные, теплые вечера. Мне кажется, я ищу твоей близости. Стоит закрыть глаза и мои губы встретят твои. Я хочу опять «твоего» поцелуя, он опьянил меня и туманил рассудок – я забываю все, но мне было хорошо. Но не думай, что меня влечет только физически, да я не скрываю – это очень сильно. Я не могу даже написать, не найду выражений, как сильно мне хочется твоей близости; это все так. Но ты сама, твои даже чувства меня занимают очень сильно – ты для меня загадка. Я чувствовал много раз тут, в Ташкенте, как прикасаюсь к твоей душе. Первый раз это было в Ташкенте – помнишь, когда Наташа так хотела гулять, и ты заплакала. Так живо помню эту минуту. Ты подняла Наташу на руки и взглянула на меня заплаканными глазами. В эту минуту ты мне стала вдруг близкой – я бы многое мог отдать, чтобы высушить эти слезы – Потом были еще минуты, когда я дотрагивался до твоей души, но совсем, совсем ты не раскрыла ее ни разу – Мне кажется, в твоей душе есть струны, которых не коснулось мои чувства. Мне хотелось и сейчас хочется знать тебя ближе и больше. Тогда тут в Ташкенте наше чувство так быстро росло, так скоро развилось, как будто мы торопились скорей взять от жизни эти мгновенья – некогда было остановиться, уйти вглубь переживаний – и вместе смотрели, как растет это чувство, которое так сильно волнует человека и дает минуты такого безумного счастья. Так что видишь, мне хочется быть ближе к тебе и не только к твоему сердцу, но и к жизни. Мне хотелось, чтобы жизнь твоя проходила путь моей, вся, до мельчайших деталей – я хочу быть с тобой, когда ты спишь, встаешь – ходишь по городу, может быть, по самым обыденным делам, за покупками. Я хочу знать, как ты покупаешь, как говоришь, о всякой мелочи. Это все так. А с другой стороны, я почти знаю, что жизни наши разошлись. Ты помнишь, есть в сказках Кота Мурлыки рассказ про Василия Гранта (кажется, он именно так и называется), и вот там в одном месте говорится про встречу людей, как про пересечение линий; оттуда-то из бесконечных пут эти прямые и все ближе друг другу, потом они пересекают, они совсем близки. Но потом они неизбежно должны разойтись и опять уйдут далеко друг от друга и потонут в бесконечности. Эта мысль, что неизбежно так и будет, мне сперва казалась чужой – когда мы расставались, я даже не мог допустить ее – у меня было чувство, как будто наши Ташкентские встречи лишь пролог – что впереди еще будет у нас много общих часов, а теперь, теперь уверенность, что тогда на вокзале поезд унес безвозвратно в темноту ночи кусочек моего счастья – эта уверенность стала расти. Мое чувство восстает, возмущается решением, и в твоих письмах уже второй раз я читаю ту же мысль – ты пишешь, что время беспощадной рукой сотрет яркие краски наших переживаний. Ты пишешь, что даже предчувствуешь, как прекратится наша переписка. Но ты не права; по крайней мере, относительно меня: тебя забыть я не могу, и слышишь, Надя, никогда, никогда ты не должна чувствовать себя одинокой – я так близок был тебе и чужим для тебя быть не могу. Ты же это знаешь, зачем же ты пишешь, что ты можешь быть одинокой? Мне это больно. Правда, я не отдаю тебе своей жизни, но я не отдаю ее никому навсегда — Ничто не может связать моей жизни против моей воли; по крайней мере, таких цепей я не знаю. Иногда, правда, я не отдаю (потому что так хочу) свои мысли, желания, даже все самые интимные чувства, другому человеку. И этим человеком недавно была ты, и я только пишу о том, что мы не могли уйти от людей хоть на время – мне кажется, мое чувство и моя страсть тогда бы не знали преград. Прощай, моя маленькая. Г.В.
ПИСЬМО №3. 3-2-15.
Сегодня встретился с Еленой Петровной. Она может рассказать о тебе, о том, что ты ездила в Питер – а теперь снова вернулась в Сибирь – и эта встреча и разговор так ярко мне напомнил минувшую весну, и встречи наши в шашлычных, у Залеских, те встречи, когда мы были не вдвоем, что мне захотелось рассказать тебе об этом. Знаешь, даже как-то странно – об этих наших встречах среди других, главным образом в компании с Еленой Петровной, я как-то совсем почти не вспоминаю, так же как не вспоминаешь о вечерах и встречах с хорошими знакомыми. Когда на душе было спокойно – в те минуты даже весело – и лишь случайная новая встреча или другая какая-нибудь мелочь, вызовет в памяти эти вечера; вот и сегодня, когда я попрощался с Еленой Петровной, мне почему-то вспомнился кинематограф Колизей и Гаршин, который там бегал по экрану. А потом та скамья ташкентская, припомнил, как мы сидели, что ты была очень оживлена и даже немножко кокетничала с своим соседом справа – припомнилась масса мелочей того вечера, которые, кажется, совсем уже ушли в прошлое – и то, как мы не знали сперва, в какую пойти шашлычную, и как вначале там было почему-то неловко, и как Крошков угощал Елену Петровну, а она сдерживала его стремление разойтись – это все, казалось, было уже мной забыто на другой день. Я вот сегодня встретился с Еленой Петровной и говорил-то с ней совершенно на другие темы, а потом так ярко вспомнил все, как будто было это вчера. А ведь о тебе самой я думаю и вспоминаю так часто, но именно всегда думаю о тебе такой, какая бывала ты только со мной вдвоем, когда я видел, знал, чувствовал, что все твое настроение, все твои мысли, твои движения отвечают только мне. Что все, что нас окружало, будь то улица, или обсерваторские тополя, силуэты башен – все это ни на секунду не отвлекало твоего внимания, все это казалось декорацией, которую чувствуешь, что она есть, но которая не вносит никаких своих впечатлений, и лишь усиливает и углубляет сознание того, что ты близка мне, понятна каждым движением, каждым взглядом. В эти вечера казалось, что все кругом, в обыкновенное время такое безразличное, почти чужое, стало близким и как будто сочувствующим – Помнишь тот вечер, в аллее за домом Варвары Петровны? Мне так и казалось, что и скамейка та нарочно там стоит и тополя, и тот дувал, как будто нарочно столпились кругом нас в кружок – и вот тебя в тот вечер я вспоминаю часто, часто – я тоскую об этих минутах, я так хотел бы, чтобы это повторилось вновь – я так часто переживаю их мысленно минута за минутой – вспоминаю слова твои, твои движения, твои поцелуи необыкновенные – и чем дальше уходишь от этих минут, тем ярче кажутся они, тем больше тянут они к себе, тем больше хочется вернуть их, повторить. Если бы только что-нибудь в жизни можно было повторить, то и эти минуты попали бы в число тех немногих минут, которые я пережил бы вновь и, кажется, почувствовал бы их глубже. А ты? Ты часто вспоминаешь Ташкент? Когда ты думаешь о нем или, лучше сказать, о каких минутах жизни в нем? Сейчас час ночи – все кругом так тихо – все давно заснули – как хотелось бы, чтобы ты сейчас вошла…в мою комнату – такой, когда ты думаешь только обо мне – я взял бы тебя за руки, посадил бы на диван близко, близко, видел бы, как блестят в полумраке твои глаза, обращенные только ко мне – и смотрел я в них долго все ближе и ближе – Да?
ПИСЬМО № 4. 13 августа. Вечер.11 1/2часов.
Я совсем один в комнате за своим столом, в той самой комнате и у того окна, где я когда-то вел дипломатические переговоры с ночным сторожем о тягостях холостой жизни. Помнишь? Это было недавно и, кажется в то же время, что очень давно. У тебя чувство глубокой разлуки без надежды скоро увидеться, и мне тоже кажется, что ты стала такая далекая, ушла от меня, как всегда, в неизвестную мне жизнь, к людям, о которых я знаю только по твоим, очень кратким, словам. А две недели тому назад я упорно думал о том, чтобы поехать в Баку на один день. Я думал проехать на Северный Кавказ, чтобы использовать отпуск. Я старался представить себе, с каким чувством я буду ехать по морю и смотреть вдаль, где должен в дымке показаться силуэт того берега и того города, где живешь ты. Я думал о том, как я сойду на пристань в этом, почти незнакомом мне, городе, как я буду спрашивать дорогу в «Баксовет», как в каком-нибудь коридоре мне укажут комнату, где работаешь ты, как тебя вызовут, и ты выйдешь с деловым видом и как удивишься ты, когда узнаешь меня – ты помнишь нашу встречу в прихожей Дальверзинской конторы на Гоголевской? Как глупо я тогда вел себя! Как я старался скрыть все то, что так рвалось навстречу твоей радости внезапной встречи! Ты помнишь, как мы стояли друг против друга в притолоке, сперва молча, и потом говорили какие-то незначащие слова, совсем не о том, совсем не так, совсем не так хотел я в ту минуту и говорить и радоваться встречи. Теперь, когда я вспомнил прошлое, мне кажется, будто во мне жили тогда два человека – один хотел не думать ни о чем, забыть и людей, и время, и жизнь с условностями и совсем, совсем уйти в радость нежной ласки, в бездны жуткой страсти, такой манящей и жадно желанной! Другой – но что об этом писать! Ты знаешь сама. Вот теперь, когда ты снова была со мною, другого человека не было или он ушел куда-то далеко. А тот первый, так долго не был с тобой, так отвык от него, что не мог сразу стать снова самим собой – Ты рано уехала, моя «маленькая женщина из большого дома». Ты пишешь, что так уж нам суждено расставаться, «когда, казалось, что еще, еще надо было быть вместе». Как сходятся мысли твои с моими! Даже жутко! И все-таки так надо? Ты, правда, так думаешь? Или только пишешь «вероятно, бы», а все-таки распутаются ниточки, которые нас соединяют, и ты далекая, но ты близко, близко тут в этой комнате. И я вижу совсем близко черты твоего лица… Я чувствую, нет, это все разлука разорвать не может! Воспоминания бегут сейчас передо мной, они вспыхивают, как зарницы, и их так много, много, и хочется, и ждешь все новые еще ярче, что, быть может, этого и не может быть. Лампа догорает, уже первый час ночи – я верно не смогу найти керосин – если б ты была тут, может быть, и не надо было его искать – но нужно кончать письмо и сказать еще несколько слов о моей жизни. Я теперь с 15 июля работаю в Узбекском колхозе, но ты можешь писать (если захочешь!) на мой старый адрес Ленинградская 13, т.к. я там часто бываю. Работы у меня теперь немного меньше служебной, но зато очень личной, и она медленно движется. Надо взять отпуск и поехать отдохнуть. Я это сделаю, когда вернется из России Е.Ср., а это будет, вероятно на той неделе. Тогда я поеду в горы, м.б. в Фергану через ледник Федченко — когда я слышу название, я думаю, стану ли я вспоминать нашу первую разлуку ….ледник? Я пробуду в отъезде недели две и потому буду готовиться недели две к началу академического года. Завтра снова в работу НИХ и конец сентября – ну вот и все внешнее. А ты? Не изменишь адрес? Не уедешь «вглубь Кавказа»? Зачем мне хочется, чтобы и в самой глубине Кавказа ты думала о Ташкенте так же, как в последнем письме? Кончаю, лампа гаснет совсем. Сейчас лягу спать с мыслями о тебе. Целую. Твой….
ПИСЬМО № 5. 13-12-15. Полночь.
Моя далекая, далекая Надина. Как мне хочется видеть тебя! Как мне хочется слышать тебя! Как мне хочется хоть один вечер побыть с тобой одной, говорить с тобой о том красивом и ярком, что сейчас так волнует меня. Ведь это же будет? Ведь мы увидимся с тобой? Ведь ты так же, как и я, хотела бы хоть на один вечер уйти из обычной жизни, уйти так далеко, что повседневность показалась бы тяжелым и долгим сном, который остался где-то позади нас, и я был бы только с тобой! Я так ждал, что это будет сказка, но день за днем разные внешние причины отдаляли мой отъезд в Москву—Питер, куда так хотелось приехать скорей—И вот теперь я снова не знаю, когда я увижу тебя. Так грустно мне это, так свыкся я за этот месяц с мечтой увидеть скоро тебя. И увидеть не в обычной обстановке среди знакомых или связанною временем, когда мы виделись украдкой и недолго, а так, чтобы ты пришла ко мне и сказала «Я свободна, я вся твоя, будем вместе столько времени, сколько захотим мы сами». Как мне хотелось бы этого. Какой нудной кажется эта обычная размеренная ежедневная жизнь, эти обычные встречи со знакомыми, эти условности, эти тусклость разговоров и дел, по сравнению с теми яркими и смелыми мечтами, какие мне грезятся тогда, когда я думаю о нашем свидании! Может быть, это только мечты? Но нет, я ведь знаю, что и твоя душа хочет вспыхнуть ярким пламенем – хочет забыться волшебными грезами счастья. Ты, верно, хочешь знать, зачем я так долго тебе не писал? Так это от того, что я думал поехать в Россию, и хотел приехать так, чтобы ты не знала, встретить тебя неожиданно у дверей курсов, на улице и сразу вырвать тебя из обычной твоей жизни—усадить на извозчика и уехать с тобой в какой-нибудь волшебный замок – прожить, не просто прожить, а блаженствовать день и другой, а потом снова привести тебя к тем же дверям и окунуть – совсем, как это бывает в сказках, так и то, о чем мечтаю я, также не похоже на повседневность, как не похожа сказка, яркая и волшебная, на серенькую жизнь. Ну вот, видишь, все это лишь мечты! Я пока никуда не поехал и еще не знаю, когда поеду – потом. Теперь мне кажется, что нельзя приехать и похитить тебя, как Сабинянку, – ведь может быть нужно будет зайти домой что-нибудь сказать, что нельзя взять – ну, вот, я и решил теперь лучше открыть тебе, и если я попаду в Питер, то я напишу тебе, когда это будет, как только сам буду об этом знать. Думаю, раньше второй половины января не придется поехать, так что не только я смогу написать тебе несколько писем, но и ты, если бы захотела, смогла написать несколько слов. Ты знаешь, твои последние письма так обострили мою тоску по тебе, так звали меня поехать и чувствовать тебя, что я с трудом мог возвращаться к действительности – и в то же время я их ждал, я их читал и буквально между строк и то, что было в них написано намеком, зажигали в душе моей целый пожар, как от искры загорается порох. И то, что слова твоих писем ложатся мне прямо в душе, и жутко мне, и сладко. Как и поцелуи твои желанные…. (дальше неразборчиво и очень мелко).
ПИСЬМО № 6. 13 июля 25.
Уже поздно, три часа ночи. Сейчас кончил спешную записку и захотелось поговорить с тобой. Окно открыто, на улице тихо – не слышно даже свистули… А на панели нет стука куда-то быстро идущих женских каблучков. Сейчас лежал на окне, крайнем, которое я раньше тщательно занавешивал, смотрел в темноту ночи – туда, где с легким подъемом уходит в мрак ночи улица – Не мелькнет ли сейчас там белое платье? В соседней комнате спит папа, Галя у Королевых, и я один, один этой тихой ночью в той комнате. Ее сейчас не узнать: спит мебель, мои книги, в углу у окна диванчик, на полу ковер – шагов не слышно. В прихожей никого нет, и дверь ничем не заставлена. Зачем я все это пишу, зачем бужу воспоминания, которые идут все дальше. Воспоминания, жесты, прикосновения, такие жданные и все же изумительно новые. Ведь этого всего нет теперь и ты далеко. Силюсь представить тебя сейчас, в эту минуту. Сегодня понедельник, завтра у тебя обычный трудный день – ты, верно, спишь уже. Как странно: я никогда не видел тебя спящей, никогда не будил среди сна. Мысли мои бегут дальше и дальше, но я не могу их доверить этому листку. А ты знаешь их? Нет, может быть, не все, о чем хотелось бы еще сказать, спросить, услышать снова. Твоя открытка лежит сейчас на моем столе. Одна ее сторона такая нежная и так напоминает близкое прошлое, нет, уже далекое. Почему ты говоришь, что мы больше не встретимся? Ты больше никогда не приедешь в Ташкент? Сегодня встретил на улице Силантьеву Н.А. Она на мой вопрос, где бывает, ответила: «Почти нигде, а сегодня иду к Анциферовым». Может быть, она услышит, как ты живешь, как твоя служба. А я не знаю. Прости, я только сейчас пишу тебе письмо, но хотелось бы знать о тебе и чаще и больше. Что делаю я, наверно, ты не очень одобрила бы мое поведение – занимаюсь мало. Потом пиво в садиках и не один, но все как-то не развлекает. Кажется, я переутомился, хотя и немного работы – хотел уйти в отпуск, но сейчас получил новое назначение в Узбекском Водхозе. Теперь даже редко хожу на …., хотя остался и там на службе. Писать, если вздумаешь, можно по тому же адресу. Ничего не читаю, даже газет. Правда, эти две недели ездил к ….2 раза в Голодную степь и еще на Чирчик. Загорел, кажется, немножко похудел. Хочу через месяц все же взять отпуск поехать в Россию, не хватит капитала – так и быть, поеду куда-нибудь в Фергану или в Чимкент. Начинает светать, кричат петухи, помнишь?…опять пришли на мое крыльцо…. стучит палкой. Теперь мне все равно и тебе тоже – а как хорошо, если бы было иначе. Видишь, я все возвращаюсь к прошлому. Иду спать, в комнате душно и жарко. Целую, целую еще и еще, хочется ласки твоей. Вот где-то застучали каблучки…спать, спать на несмятую кровать – я сегодня …(неразборчиво)…
ПИСЬМО № 7
(Отрывок еще одного письма без начала и конца, без подписи, почерк кажется каким-то другим, но обращено к тому же адресату и сохранилось вместе с письмами, приведенными выше).
Приехал вчера ночью на 2 дня в Ташкент, нашел твое письмо, прочел и как-то странно стало на душе – и почерк твой и обороты речи те же, но письмо, содержание будто не твое – словно кто другой говорил тебе, а ты эти мысли только излагала по-своему. Ты, как мне казалось и верилось, живешь вполне той жизнью, которая идет к тебе, не думаешь и не… (Обрыв страницы).
(На следующей странице)…теперь? Зачем это? Неписал (именно так, хотя других ошибок нет, и ощущение торопливости в написании слов) тебе два дня – мой брат заболел тифом – устраивал его вместе с Петром Карловичем в больницу. Но там так плохо, что я уже решил неехать в степь, закончить немногие дела и перебираться в Ташкент, взять брата из больницы и ухаживать дома за ним.
Так тяжко, когда человек один. Я приехал сюда из степи, а он лежал уже 4-ый день один в квартире (Обрыв страницы).
(На следующей )…ему ласки, знаки внимания – нехорошо лежать среди равнодушных людей в госпитале – да еще военном бесплатном, где врачи по-видимому заботятся лишь об одном, чтобы поменьше было работы. Все эти впечатления за два дня малость расстроили меня, и я сейчас не могу уйти от этих дум.
Вот и письмо тебе выходит не таким, каким хочется писать (Обрыв страницы).
(На последней странице)… отношениях именно….к действительности – будто жизнь наша осталась там, где-то за кулисами, а мы вот на сцене играем и переигрываем чувства, минуты другой жизни, а потом выйдет каждый в свою дверь, уйдет в свой дом к настоящей жизни и о друг друге будем вспоминать лишь как о прочитанной пережитой пьесе. Я вот и пробовал раздвинуть немного занавеску, которая скрывала от …
(Приписка очень-очень знакомым бисерным почерком по краю страницы вокруг уже написанного текста убеждает в правильности догадки: пишет тот же самый мужчина)….душу твою – твое самое глубокое «Я»…Вот сейчас я даже не могу тебе….и никому не знать, что я только хочу…(Это последнее, что сохранилось из его писем).
P.S.Может быть, кто-то что-то знает, вспомнит и назовет автора…
МИНУТЫ ДРУГОЙ ЖИЗНИ
ПИСЬМО НАДЕЖДЫ ВАСИЛЬЕВНЫ АНЦИФЕРОВОЙ ДОЧЕРИ НАТАЛЬЕ
6/1-35
Натуся, я никак не могу объяснить себе твое молчание. Я думала, что ты много занимаешься, но все же можно уделить 10 минут черкнуть открытку. Натуся, у меня есть к тебе одно предложение. Я хотела бы, чтобы моя мамочка в апреле приехала к тебе и была бы с тобой последний месяц беременности. Когда я приехала в Ташкент и маме это сказала, она сразу одобрила мысль, что ее здоровье и силы еще для тебя, буквально ее воскресили. Она, я думаю, окажет тебе существенную пользу. Поговори с Борисом, и если он ничего не имеет против, я все хлопоты и расходы возьму на себя, так как сама я раньше июня приехать не смогу. Мама в смысле работы еще очень бодра, и, когда у тебя будет младенчик, она тебе поможет. Ответь мне на это обязательно. Как твоя работа, как здоровье, как дом и взаимоотношения, как Борис. Пиши скорей. Твое молчание убивает меня, тем более теперь, когда нервы мои никуда не годятся.
Поздравляю тебя и Бориса с новым годом. Желая вам благополучия, здоровья и славного наследника. Целую вас крепко. Дорогая моя девочка, как — то ты одна без меня, так мне все это больно тяжело. Ради бога пиши. Твоя мама.
(Приписка другим почерком: Сережа).
Дорогую Натусю поздравляю с Новым годом и желаю от всей души одного лишь хорошего: побольше здоровья, счастья и полного благополучия! Приветствую Бориса Васильевича! Сергей.
ПИСЬМА-СОБОЛЕЗНОВАНИЯ НАТАЛЬЕ
(Письмо 19 декабря 1939 г.)
Натуся, дорогая. Никак не могу написать тебе несколько слов. Где их взять и как выразить ту боль и скорбь, которые чувствует мое и так наболевшее сердце. Тяжелая потеря не только для тебя, но и для нас. Сильно вся наша семья переживает. Жаль, жаль Надежду Васильевну. Слишком рано она кончила свою богатырскую жизнь. Она не была похожа на обыкновенную женщину. Она была женщина-богатырь во всех отношениях. Сколько в ней было и любви и энергии и жизнеспособности. Сильно обидно и больно, что все это похоронено. Бедные дедушка и бабушка ваши. Какое ужасное горе они переживают, какая несправедливость судьбы и природы. Передайте им наше глубокое соболезнование. Бедная моя детка Ирочка. Как она теперь живет без своей Мурочки? Эти строки слезами облила, никак не могу мириться с тем, что нашей дорогой Надежды Васильевны нет. Бедная моя Натуся, чем тебя утешить? Разве есть возможность заменить тебе любящую мать? Нет, никто ее не заменит, весь ужас в этом. Сейчас не до писем тебе. Но при возможности напиши, в каком положении ты находишься в настоящее время. Крепко целую тебя и Ирочку. Нато 19 декабря
Натуся, родная! Болею душой за тебя. То, чего я боялась больше всего, случилось. Наша последняя встреча с Надеждой Васильевной почему-то оставила тяжелый осадок. Мне все казалось, что она недолговечна. Помнишь, я тебе говорила, что ее надо щадить. Не ради красного словца я это говорила, но вот бывает иногда, что чувствуешь где-то там, внутри, не отдавая себе отчета, что что-то должно произойти. Ну, что же, дорогая, крепись. Нет больше нашего милого хорошего Мурика. Бедная Иринка. Пиши, как ты там сейчас думаешь устраиваться. У меня все без перемен. Тетушка Ольга сильно больна. Вообще у нас дня не проходит без потрясающих неожиданностей. Крепись, не падай духом. Целую тебя и Ирочку. Твоя Оля.
ТРЕТЬЕ ПОКОЛЕНИЕ Младенчик, внучка Ирина родилась в Баку 10 апреля 1935 г.
Отец Атаев Борис Васильевич. Его сохранившееся Письмо из прошлого.
8 марта 1931 г. г. Свердловск Ул. Малышева 46 Инструменталстрой
Дорогая Мама! Наконец-то я собрался написать Тебе. Настроение, которое у меня одно время было, совершенно не свойственное мне, уже прошло. Особенно тяготила меня работа, на которой я себя чувствовал не на месте. Теперь это прошло, меня перебросили на другую работу, характер которой мне и по душе и по нраву. К Уралу начинаю привыкать, однако, никогда не променяю Кавказ на Урал. Единственно, что здесь может удерживать – это работа. Большая, крупная и интересная, особенно в связи с тем, что из Урала хотят сделать промышленный центр. Условия жизни здесь значительно хуже, чем на Кавказе и в частности в Баку. Имеется частный рынок. Могу сообщить Тебе, что цены на продукты у нас следующие: мясо 8 руб. кило, масло 22 руб. кило, яйца 6р.50к. 10 шт. Вино – 25 руб. бутылка. Особенно дорого вино. Для меня кавказца, привыкшего пить за обедом стакан хорошего вина особенно неприятно – ибо приходится себе в этом отказывать. Питаю надежды приехать к вам в Владикавказ и попить с отцом Кахетинского. Самочувствие сейчас у меня улучшилось. Немного пошаливает сердце. Думаю летом поехать в Кисловодск подлечиться.
В связи с наступлением лета, не мешало бы и вам старикам подлечить свои кости, почему предлагаю Вам и вызываю Вас на соцсоревнование на курорт. Прошу тебя обмозговать это с отцом и сообщить мне. Положение у меня сейчас улучшилось, и я могу это сделать. К лету рублей 300-400 я смогу тебе выслать. Ты не стесняйся и обязательно мне напиши. Недавно я выслал отцу костюм, вы его должны уже получить. Сообщи мне, а то я боюсь за его целость. Напиши также, что надо Вам из вещей. Думаю приобрести для тебя ботинки или туфли. Кроме того дамское пальто. Напиши номер ботинок отца и своих. Как только представится возможность, я вышлю. С вещами сейчас везде трудно, особенно наверно во Владикавказе. Посылаю тебе новое удостоверение, думаю, что оно может Вам во многом помочь. В остальном пока у меня без перемен. Пиши о своем житье-бытье.(по новому адресу)Привет отцу и всем своим. Борис.
P.S. Расстрелян в 1937 г. Место захоронения неизвестно. Реабилитирован за отсутствием состава преступления.
НАТАЛЬЯ НИКОЛАЕВНА БЕНЕДИКТОВА. СКАЗКА ЖИЗНИ
Посвящается Борису
Комната тонула в сумерках догорающего дня. Последний отблеск солнца освещает полулежащую на кушетке женщину белокурую, с серо-синими, мгновенно вспыхивающими глазами. «Расскажите мне сказку жизни»,- сказала она. Я так хочу сказки прекрасной волшебной сказки, дайте моей мечте улететь»!
Он, молча, сидел, весь уйдя в высокое кресло. В сумерках его лицо казалось бледным, глаза казались больше. Она смотрела на него и вызывала давно носимый образ, и казалось ей, что это образ души ее. Чем больше смотрела, тем больше убеждалась. Да, это он, тот рыцарь, который придет из неведомого царства, возьмет белокурую женщину и уведет ее в мир красоты, радости и наслаждения, разбудит ее спящую душу прекрасной жизней любви! «Расскажите же мне сказку жизни», — повторила она.
Он не знал сказок и не верил ей. Днем еще такая простая жизненная, теперь в сумерках догорающего дня она казалась совсем другой – неизвестной, новой и желанной. «Я не знаю сказок и не люблю их, жизнь — это правда действительности, а не сказка», — хотелось сказать ему. Но он знал, что она не любит простых жизненных слов, знал, что если скажет, то уйдет она, а он хотел ее. Сумерки сгущались, неясно светилось бледное лицо и белое платье. Были тихи-тихи робкие слова, замерли все в таинственном вечере. Чувствовалось, что надо что-то сказать, найти волшебное слово, и для них обоих начнется прекрасная сказка жизни. Он быстро встал, подошел к ней и, склонившись, поцеловал крепко-крепко. «Я люблю тебя», шептал он, «я расскажу тебе сказку, моя белая греза, я покажу тебе замки моих мечтаний, и там мы будем счастливы, счастливы, как боги»! Она слушала и упивалась. Она верила, что слышит истинные слова сказки, верила, что нашла желанное.
Шло время. Она много страдала. Она приходила к нему каждые сумерки, в причудливых тенях наступающего вечера, полулежа на кушетке, говорила о своей душе, о своем настроении. Теперь он сидит около нее и тихо ласкает, как бы отвечая пониманием, ждал, когда она кончит, чтобы начать целовать ее. Ему было близко и знакомо ее тело, непонятна и чужда ее душа. Ласкал долго, мучительно, страстно и упоенную поцелуями отводил к ней.
Оставаясь одна в своей маленькой комнате, она чувствовала жуткое одиночество. Тоска, сомнения рвали ее сердце. Она вспоминала, что он ничего не сказал ей, что все ее мысли, чувства и настроения оставались без ответа и гармоничны были только поцелуи. Бесконечно задавала она себе вопросы: почему в душе нет счастья? Почему слова сказки жизни звучат так быстро? Почему в душе нет радости. Думала, придет к нему и все-все скажет, скажет, как рвется и болит ее душа, как глухо звучат гармонические струны сердца, как тоскливо в маленькой комнате. Скажет, что хочет тех прекрасных настроений, которые создаются душой, мыслью, а не страстью. Спросит, где же прекрасные замки мечтаний, без которых невозможно жить! Вечером приходила к нему и снова ничего не спрашивала, снова в ласках безумных забывала весь мир. А утром снова тоска и сомнения рвали сердце.
Встала утром. Тоска не проходила. Быстро оделась и пошла к нему. Проходила по улицам, не замечая людей. Нервно взошла на крыльцо, нервно позвонила. Вошла. Все казалось иным. Кабинет не тонул в сумерках догорающего дня. Яркие лучи освещали всю обстановку, днем такую обыденную, неинтересную. Фигуры на камине, вечером казавшиеся белыми и таинственными, теперь были просто серые. Не было кабинета и таинственных не было теней. Она не села, как обычно, на кушетку, а вся трепещущая и нервная ждала его. Вошел. Безжалостные лучи солнца тронули его. Он был прост, он не походил больше на образ. Не было бледного лица с большими глазами, смотрящими так загадочно из глубины кресла. Был обыденный человек. Она смотрела на него и, молча, протянула руку. Странно было это — так протягивать руку. «Я пришла, чтобы сказать тебе, что я тоскую, что в душе моей нет радости, нет счастья. Где те прекрасные слова сказки жизни? Где мечта радости наслаждения и красоты. Почему в душе моей смерть?»
Он смотрел на нее и думал. Днем она казалась ему другой, днем не страшно было, что уйдет она, днем он не хотел ее. «Я не знаю сказок и не люблю их. Жизнь – это правда, действительность, а не сказка. Ты хотела иллюзий, они были возможны в сумерках догорающего дня, но настал день, и яркое солнце разогнало их слабые тени». Она слушала его, но слова почти не доходили до ее сознания. Она искала знакомую комнату, ждала услышать звуки любимого голоса…
P.S. Когда-то была еще одна страничка…
Наталья Николаевна упокоилась на Боткинском кладбище в Ташкенте. Ее дочь и внук в России, внучка Наташа в Германии, выросли три правнука и правнучка, растут две пра-пра-внучки. Любимые голоса.
Сухбат Афлатуни: Остановите зеркало
Опубликовано в «Новой Юности» №1 2018
тишина говорит тишине
ты соскучилась по мне?
устала от слов?
полежи тихонько на мне
пару дождливых часов
(тянет сыростью из окна
болит голова
раздевается тишина
неловко снимая слова)
тишина тишине говорит
кажется гайморит
дышать не могу
под свитером сердце поет
на темном лугу
(брачные игры светлячков
горит темнота
две пары очков
друг на друге лежат у окна)
отключили удовольствие
вертишь кран — свист пустота
ждешь
звонишь коммунальщикам
попадаешь не туда
а где-то на краю света
прорвало трубу удовольствия
и обитатели хрущевок в чем мать родила лезут
в лужу кричат: не бойся тут
неглубоко — и засыпают как цикады
они нас убили сбросили бомбы
на наши дома розы и клумбы
где мы жили ходили в гости рыбку удили
налетели и та-та-та-та всех убили
могли пожалеть женщин и кто моложе
так бывало раньше — теперь и их тоже
бомба лишена глаз и сознанья
наверху выполняли приказ иначе та-та наказанье
они нас убили та-та-та-та но мы еще живы
только теперь мы сами дома розы и рыбы
и не испытывая чувства мести
мы их убиваем любовью прямо на месте
эти листья шалфея
зачем они здесь
читать между слов между слез
плывет голова орфея
стонет раненый лес
осины осин
березы берез
по берегам темнеют осенние танки
на танках — поджавши смуглые ноги — сидят вакханки
смотрят туда от выпитого розовея
где вода
качается поплавком голова орфея
голова говорит: а-а!
берега отвечают: а-а!
голова говорит: бэ!
берега отвечают: бэ!
сеанс пророчества окончен
листья шалфея
и медуницы а также лепешка из меда
убраны — разъезжаются танки
по своим делам — дел у нас, любимая, много
вот ты и вырос
сколько седых волос
что на повестке старость?
сбацаем — не вопрос
вот ты и вырос как дерево
мешающее жильцам
было молодо-зелено
стало что — видишь сам
сухостой или около —
седых сколько волос
остановите зеркало
пусть поубавит злость
а я все расту и расту
все силы бросая в рост
и воздухом добрым дышу но
— сколько седых волос
Список 100 зданий Ташкента, которые хочется сохранить
Общественный совет при Хокимияте г. Ташкента опубликовал в своём телеграм-канале.
Безвозвратная утеря архитектурных памятников, отражающих эпохи, традиции, ценности и события истории и культуры города может стать проблемой города Ташкента.
Общественный совет в рамках исполнения Закона «Об охране и использованию объектов культурного наследия» стремится предотвратить уничтожение исторической памяти и облика города и призывает Министерство культуры и власти города принять к этому меры.
В этой связи, активисты Общественного Совета составили список из первых 100 зданий города Ташкента, которые ещё сохраняют его уникальный исторический облик и самобытность, которые дороги жителям и привлекают туристов. Мы надеемся на оперативное рассмотрение и дополнение ими (пока не внесённых) Государственного кадастра объектов культурного наследия Республики Узбекистан. Список должен быть публично доступен для эффективной реализации общественного контроля.
Далее, нам нужна помощь общества – в установлении всех других зданий, имеющих историко-культурное значение для города.
Пожалуйста, проявите участие и присылайте нам адреса и сведения об исторических зданиях, которые являются выдающимся примерами архитектуры разных исторических эпох, связаны с конкретными событиями, идеями и верованиями, либо имеющими другую универсальную ценность для нас и следующих поколений. Также, просим делиться подтверждающими документами, фотографиями и тд.
Для рассмотрения будет собираться специальная комиссия, которая оценит объекты согласно правилам и критериям законодательства.
Составив исчерпывающий список, мы могли бы внести вклад в сохранение истории нашего с вами Ташкента.
«Мое решение вернуться в Узбекистан было для всех шоком»: почему Филипп Горбунов променял стабильность в Москве на вызовы в Ташкенте
Филипп Горбунов, в прошлом генеральный директор Nestle Uzbekistan, рассказывает, почему снова приехал в Ташкент, отказавшись от позиции в топ-менеджменте в Москве, и что думает о введении НДС и других реформах в Узбекистане.
Фото: Мадина Нурманова
Уроженец Москвы Филипп Горбунов приехал в Ташкент в 2010 году, чтобы возглавить Nestle Uzbekistan. Проработав здесь больше четырех лет, снова уехал в Россию, потому что в Узбекистане «было ощущение застоя». Однако в прошлом году здесь ему предложили должность генерального директора дистрибьюторской компании Balton Trading Asia (в ее портфель входят продукты компании Nestle и других известных международных брендов) — и он вернулся.
Первые впечатления: «Было видно, что бизнес-опыта у людей нет»
Я родился и вырос в Москве, окончил экономический факультет МГУ и 16 лет проработал на компанию Nestle, в том числе в отделе внутреннего аудита. Это когда ты получаешь задание и едешь на короткое время в страну, проверить, как люди работают, как соблюдают правила и положения корпорации. Очень интересная работа, позволяющая увидеть весь мир.
В мае 2010 года от руководства поступило предложение возглавить офис Nestle Uzbekistan, и это было то самое предложение, от которого в 28 лет не отказываются. Срок контракта моей командировки составлял два года, и я сказал моему шефу, что на стене офиса повешу календарь и буду отмечать крестиком каждый день, проведенный в Узбекистане. Два года и ни днем больше.
Я знал почти весь мир и не знал Узбекистан — настолько, что мне пришлось гуглить, где я оказался. В то время гугл был скуп на сведения, мне удалось узнать, что страна double land locked, самая отдаленная от моря, и что в ней есть проблемы с конвертацией.
В больших компаниях с вековой историей всё происходит очень медленно и результаты твоего труда будут видны через три, пять, десять лет. Я отдавал себе отчет, что количество начатых проектов и объем преобразований окажется настолько большим, что двумя годами не обойдется. Приятно удивил уровень английского моего узбекского офиса, он был гораздо выше уровня английского в Москве. Но было видно, что бизнес-опыта у людей совсем нет, из-за закрытости страны, но есть отличный потенциал для создания превосходной команды.
Компания Nestle — старейший партнер Узбекистана. Она вошла в страну в 1999 году, когда было подписано соглашение об инвестициях, а в 2002 году заработал завод в Намангане. На тот момент из международных корпораций в стране присутствовали Nestle, «УзБАТ» и Carlsberg.
Решение вернуться для всех стало шоком
Я вернулся в Москву, потому что было ощущение застоя в Узбекистане, ничего не двигалось. В стране господствовала стратегия не растить бизнес, чтобы не растить проблемы. Хотя на незанятом рынке всегда есть место для множества идей, но их приходилось оценивать по тому, сколько валюты они потребуют.
Дома ждала отличная позиция в составе совета директоров, в работе было отдельное бизнес-направление, очень интересное, по сути, это была вершина карьеры топ-менеджера.
Москва — город одного дела, в ней невозможно, благодаря расстояниям и вечным пробкам, запланировать несколько встреч, твой календарь расписан на полгода вперед. В Ташкенте было не так, за один день ты можешь провести несколько встреч, иная динамика. Этого очень не хватало.
Когда в стране начали происходить перемены, я подписался на все новостные издания и пристально следил за городом, который стал родным. И в какой-то момент захотелось вернуться, поменять плато на подъем, чтобы оказаться в гуще событий, а не наблюдать со стороны.
Мое решение для всех было шоком. Было непонимание, зачем? Мой руководитель сказал, что вполне понимает мое возвращение, но сделал бы это позже.
Об НДС и других изменениях в Узбекистане
В 2018 году я вернулся в Ташкент. За четыре года сильно всё изменилось, и это было основным драйвером. Страна стала развиваться бешеными темпами, только успевай приспосабливаться. До окончательного переезда я приезжал в страну по бизнесу, связанному с кофе, и объезжал все кофейни. Для меня HoReCa — важный показатель развития страны, и в кофейнях пахло не только хорошим кофе, но и свободой.
И, конечно же, эмоциональная составляющая. Теплый климат и теплые люди. В любой стране вокруг тебя будет круг людей с одинаковым мировоззрением. В Ташкенте такой круг сложился. Это были свои.
Мне предложили отличную позицию в Узбекистане. Нельзя говорить, что она выше или ниже, это бизнес, который надо развивать, и перед ним стоят точно такие же интереснейшие задачи, как и в большой корпорации.
«Я бы уехал, но сделал это позже», — всё время возвращаюсь к этой фразе и понимаю, что нет, я тут вовремя. За это время многое произошло, были ожесточенные споры по налоговой концепции, потом она была принята частично, два шага вперед, шаг назад.
Многим из моего окружения кажется, что мы топчемся на месте, у них падает драйв и воодушевление, но я прекрасно понимаю, что это обманчивое ощущение. Потому что имею возможность видеть процесс со стороны. Как чужие дети, которые быстро растут, а свои как были малышами, так и остаются до старости.
Основной прорыв — принятие НДС, и это очень позитивно, как бы это ни было реализовано. Мир глобален, требует разделения труда, невозможно в одной стране из зернышка сделать готовый продукт. НДС позволяет формировать длинные цепочки и специализации, страна интегрирована в мировое производство. В плане реализации концепция всё еще будет кристаллизоваться и совершенствоваться.
Также позитивно стремление вывести из тени многие вещи, в том числе и зарплаты физических лиц. Таможенная реформа. Всё это этапы большого пути.
Мы одни из первых, кто был готов к введению НДС. Всё просчитали и просто приготовились. Ситуация для нас особо не менялась, подсчитали входной НДС и сколько мы вернем, так что 4 января нас врасплох не застало. Когда ты точно знаешь, что изменения будут, просто не знаешь, на сколько процентов, 50, 60, 70, то составляешь общий план, чтобы не пришлось начинать с самого начала.
За месяц работы у многих наших партнеров появилось понимание, что абсолютно точно есть смысл переходить на НДС, предприниматели разобрались, что это за система. Главное было преодолеть психологический барьер, избавиться от ложной уверенности, что любые изменения к худшему.
НДС у крупных зарубежных компаний был всегда, и хотя была возможность избежать его, что, собственно, и делали локальные компании, дробясь и уменьшаясь. У больших корпораций не было не просто возможности, не было желания это делать, несмотря на то, что это выгодно в краткосрочной перспективе.
О результатах реформ
Один из топ-менеджеров Nestle как-то произнес хорошую фразу: «Быть честным выгодно, но ты понимаешь это только на длинной перспективе». Если твой горизонт планирования низок, то ты срезаешь углы и получаешь прибыль, не думая о будущем. То есть впереди у тебя есть конкретная точка, где ты остановишься. А когда этой точки нет, то тебе приходится думать, что будет через пять, десять, пятьдесят лет. Что будет с делом, которое ты основал?
Мне нравится анекдот про англичан и американцев, когда американцы спросили, как англичанам удается выращивать такой прекрасный газон? Всё просто, ответили они. Вот вам пакетик семян, посадите, каждую весну поливайте, подстригайте вовремя, и через сто лет у вас будет такой же великолепный газон.
Когда начинаешь что-то новое, результаты хочется увидеть очень быстро. Узбекистану в этом отношении повезло, потому что быстрые результаты реформ и деятельности на территории, которая долгое время была изолирована, неизбежны. Но нужна и серьезная трансформация, рассчитанная на много лет вперед. Шаги, которые надо последовательно выполнять.
Наверное, это самое сложное на пути любых реформ — иметь реалистичные ожидания и терпение.
Самая большая ловушка любых изменений — это когда у тебя получается первый, второй шаг, а третий и четвертый нет. Или события выходят на некое плато, стабилизацию, где движения не видно, опускаются руки. Но сейчас далеко не плато, в Узбекистане столько «низко висящих фруктов», которые мы снимаем один за другим, что об остановке говорить очень рано.
Помните анекдот про картошку? Чукчи посадили картошку, а через десять дней стали ее копать. Их спрашивают, что, так быстро выросла? Нет, отвечают они, однако кушать хотелось.
Терпение. Не надо через месяц после принятия налоговой реформы «выкапывать картошку», она еще не выросла.
Лично моя большая ставка базируется на том, что у людей, которые двигают эти реформы, хватит воли и терпения дождаться результатов. И не затормозить на полпути.
Личная точка планирования
Ее нет, этой точки остановки. Когда меня спрашивают, на сколько я сюда приехал, то отвечаю, что очень надолго. В этот раз сроков нет. Когда в первый раз сюда приехал, то знал, что я человек чужой, временный, и я уеду. Сейчас этого ощущения нет. В худшем случае потеряю года три-четыре резюме. Но, с другой стороны, жить внутри этих интереснейших изменений — хорошая история. И самое главное, моя семья полностью на моей стороне и поддержала это решение. Это было важно, и я благодарен своим близким за это.
А с опытом пришло понимание — мир прозрачен, огромен и не имеет стен и дверей, и надо жить там, где тебе хорошо. Где живет твоя душа и ты вместе с ней. Мне хорошо здесь. Всё остальное — декорации.
Ветераны ТАПОиЧ. Ренат Нурмиевич Тригулов
Пишет Радик Газиев
К 100-летию Генерального директора ТАПОиЧ В.Н.Сивца на память всплывают последние потуги завода, старанию его учеников, которые сплотились вокруг последнего директора завода В.П.Кучерова и которые пытались тянуть уже ослабевшее предприятие. Заказы поступали, в основном, на гражданское строительство для республики и на выпуск товаров народного потребления. Тяжесть работы на заводе легла на заместителя директора по капитальному строительству, старейшего работника завода, Рената Нурмиевича Тригулова, ибо роль его хозяйства, состоящего из сохранившегося, большого коллектива высокодисциплинированных работников и нескольких сотен различных машин и оборудования, составляла значительный вес в бюджете завода (фото 1, Р.Н.Тригулов стоит в центре, над В.П.Кучеровым).
Р.Тригулов еще в ташавиатехникуме отличался большим ростом и басовитым голосом, вместе играли в баскетбол, старались случайно не попасть под удар его мяча, с юношеских лет притирались характерами.
Он не отличался общительностью, редко дружил в компании, не навязывался, старался быть или впереди, или просто отсутствовать. Нередко бывал вспыльчивым. Это сказалось на его работе, В.Н.Сивец ценил его, неоднократно повышал и понижал, однако, не отпускал от себя, ибо высокая работоспособность и четкое исполнение задания притягивало таких работников в команду В.Н.Сивца. При директоре В.П.Кучерове, при всей, своей внешности и работоспособности, Р.Тригулов стал незаменимым. В последне время, когда на ОКБ завода легла потребность в проектировании куполов, сдвижных крыш зданий, различного оборудования для сельскохозяйственной, автомобильной, мукомольной, медицинской, обувной и др. промышленностей, мы стали встречаться чаще с Р.Тригуловым, по старой памяти всегда ладили и даже, при его инициативе, получали чаще премии.
Наиболее интересным моментом в ОКБ в 1997г. явилось проектирование сдвижных ворот для вновь созданного при ТАПОиЧ совместного Узбекско-Немецко-Швейцарского предприятия СП «Хобас-ТАПО» (фото 2). Об этом предприятии, единственного, оставившего след от наименования ТАПОиЧ, пишут во всех СМИ, причем, не меньше, чем об ушедшем ТАПОиЧ, что радует о сохранившейся памяти заводу. «Хобас-ТАПО» выполняет до 90% всех необходимых труб для республики из армированного пластика, диаметром от 200мм до 2,4м., причем с долговечностью до 100 лет (у металлических труб от коррозии- 15-20 лет). Трубы отправляют на экспорт, почти, во все ближайшие страны мира. В договоре были указаны расходы: 50% ТАПОиЧ и остальные 50%: Германия и Швейцария, однако завод взял большее на себя (ибо, интерес был не только к продукции, но и к странам).
Проектировщики поставили условие, ворота должны быть сдвижные, убирающиеся вверх, как у современных гаражей. Для ОКБ это стало непосильной задачей, нигде, в то время, не были, ни подобные ворота, ни их описание и эксплуатация, конструкторы метались по библиотекам города, интернет еще не был освоен. Наконец, появился слушок, подобные ворота использованы на предприятии «Кока –Кола» Мансура Максуди. Через Р.Тригулова оформили проходку на предприятие на 10 человек, он был удивлен количеством (но ребятам хотелось попробовать различные напитки, которые там допускались бесплатно работникам). Мансур Максуди, человек приятной наружности, приветливо принял нас в кабинете на 2ом этаже и поручил помощнику ознакомить с конвейерной линией производства напиток и работой сдвижных ворот (и конечно, при знакомстве с линией мы задерживались у каждой колонки).
Ознакомившись с конструкцией ворот, мы натолкнулись на новые вопросы, а именно: требовались ворота в 3 раза шире, чем используемые ныне в гаражах, для возможности проезда транспорта с поперечным расположением труб (фото 3), секции ворот должны быть цельными и самое главное, предупредили, чтобы конструкция была прочной, сохраняла работоспособность при ударе трубами из за неосторожных водителей.
Пришлось попотеть, отказались от традиционных алюминиевых сплавов, сделали многосекционные, металлические ворота, расположили двигатели на ферме, на потолке, вместо располагаемых по бокам в гаражах и т.д. Комиссия осталась удовлетворена проделанной работой, а мы остались горды тем, что впервые в республике спроектировали свои, сдвижные ворота, причем большие, в пример другим предприятиям и местным автовладельцам. И были благодарны Р.Тригулову за его помощь и за неограниченные напитки «Кока-Кола».
С уважением, Радик.
Писатель Пётр Павленко и Большой Ферганский канал
Пётр Андреевич Павленко (1899—1951) — русский советский писатель и сценарист, журналист, специальный корреспондент. Лауреат четырёх Сталинских премий первой степени (1941, 1947, 1948, 1950). Известнейший деятель культуры сталинской эпохи, когда многие его произведения считались классикой.
Перед войной Павленко довелось дважды побывать в Узбекистане: весной и летом 1939 года. Вторая поездка была особенно знаменательной, так как писатель, по собственному его признанию, «оказался свидетелем великого народного энтузиазма на Ферганском канале…» (Автобиография). Вернувшись из Ферганы, осенью 1939 года он одновременно приступает к работе над сценарием и романом, посвященным строительству канала.
Но вскоре Павленко прерывает работу над романом. Писатель принимает участие в освободительном походе Советской Армии в Западную Украину. 20 ноября 1939 года «Правда» публикует его очерк, пересланный из Львова («Ворохта»), а 29 ноября начинается война с белофиннами, и Павленко сразу отправляется на фронт, где работает корреспондентом армейской газеты «Героический поход».
В 1941 году Павленко опять принимается за роман, но начинается Великая Отечественная война, и он снова на фронте. Однако интерес к ферганской теме у него не ослабевает. О строительстве Ферганского канала, о «ферганском методе» он взволнованно говорит в очерках «Ферганский почин» («Правда», 5 августа 1939), в рассказе «Мой земляк Юсупов» (1942), в романе «Счастье» (1947) и, наконец, в своем выступлении на 2-й Всесоюзной конференции сторонников мира (1950).
«Собрание сочинений. Том 2» — Павленко Петр Андреевич — Страница 108
Роман «Труженики мира» — последнее крупное произведение П.А. Павленко. В первой книге романа «Моя земля», опубликованной уже посмертно в № 6 журнала «Знамя» за 1952 год, писатель осуществил свой давно зародившийся замысел: показать строительство Большого Ферганского канала.
* * *
Петр Павленко
«Ферганский почин» 1938
Первого августа колхозники Ферганской долины вышли на пробитую инженерами тропу большого канала. Через сады, пустыри и старые глиняные дома он пройдет двести семьдесят километров, от границ Киргизии к рубежам Таджикистана, — и через месяц-другой миллион людей навсегда перестанет бояться безводья.
О Ферганском почине сложат песни и будут долго вспоминать его — как начало великого движения.
Весною этого года мираб Урутджан Расулев предложил колхозникам Маргелана самим, на свои средства, построить Ляганский канал длиною в двадцать три километра. Ляганский канал, сооруженный в семнадцать дней, был первым каналом, выстроенным колхозами; это первая стройка, на которую не вербовали, а избирали голосованием, первая трудовая олимпиада колхозов.
Урутджан Расулев высказал то, о чем давно мечтали и думали тысячи здешних людей.
Там, где сельское хозяйство немыслимо без орошения, хозяин жизни тот, кто владеет водой. Сложная сеть водных каналов, прорезающая области, районы, колхозы и усадьбы, напоминает, когда рассматриваешь ее на ирригационной карте, нервную систему организма. Стоит нарушить нормальную деятельность любого такого нервного узла, как весь сложный и тонкий организм хозяйства испытывает недомогание.
Тот, кто владел водою, владел всем. Никогда ни один деспот не мог проявить своей силы с такой беспощадной решительностью, как это делали эмиры Средней Азии. Популярный в старых войнах отвод воды от осаждаемой крепости был здесь особенно страшен. И потому он особенно часто применялся по всяким поводам — и против крепостей, и против непокорных районов, и против строительных селений, и, наконец, против людей, нежелательных в пределах селений.
Водою воевали, водою платили калым за невесту и — самое главное — водою правили. Естественно, что роды крепко держались за свои родные арыки, — и были роды, богатые водой, и были роды, водою бедные. Война за воду шла от эмиров, ханов и беков к простым жилищам дехкан и не прекращалась столетиями. История завоевания воды создавала и образы эпических богатырей и образы ростовщиков — «помещиков воды».
Зависимость от воды крепко держала бедняков-дехкан в руках баев, ростовщиков и духовенства.
С приходом советской власти все изменилось. Вода перешла в руки государства и им одним распределяется между трудящимися — по нуждам и потребностям различных местностей.
С годами расширялись площади посевов, улучшалась и исправлялась сеть каналов, росло благосостояние дехкан. И люди захотели иметь больше воды, чем они до сих пор имели.
Бесцельно уходящая, праздная вода рек стала раздражать их, как явный беспорядок.
Люди захотели прибрать воду к рукам.
Мечты об этом родились, конечно, всюду — и в Туркмении, и в Таджикистане, и в Узбекистане, — всюду, где под боком была неиспользованная вода.
Мечтали о воде все, но первыми осуществили эту мечту колхозники Ферганской долины Узбекистана.
Это произошло даже несколько неожиданно, весною этого года, на слете колхозников-стахановцев Маргелана. Говорили, конечно, о воде, о том, что ее всегда не хватает, что можно было бы построить канал своими средствами. Говорили, что правило о том, чтобы строить каналы на цементе, не так уж правильно, если его понимать буквально.
— Не железную же дорогу мы хотим строить, — рассуждали колхозники. — На что нам цемент и железо? Для плотин и сооружений? Хоп! Так пускай лет пять-шесть постоит канал на самодельной технике, а когда будет больше цемента — улучшим его.
Вот тогда-то мираб Расулев и высказал мысль: соорудить Ляганский канал в честь XVIII съезда ВКП(б).
Еще в феврале этого года строительство канала длиной в двадцать три километра силами колхозов казалось начинанием почти дерзким. Никто не знал, чем оно могло кончиться. Казалось легкомыслием — собрать четырнадцать тысяч человек, не имея в распоряжении строительства ни лопат, ни куска хлеба, — ничего, кроме планов и проектов самого сооружения.
Колхозы показали образец дисциплины и плановости. Они вышли на работу со своими поварами и запасом продовольствия, с оркестрами и хорами, со своими кетменями и тачками, и стройка, планируемая на год, была закончена в семнадцать дней.
И тотчас зародилась мысль о Большом Ферганском канале. Попробовав свои силы на небольшом деле, ферганцы были уверены теперь в новом успехе.
Ляган вызвал множество подражаний. В Ташкенте, в Бухаре, в Самарканде — всюду строили маленькие районные каналы, но гигантское дело было сейчас под силу, пожалуй, только одной Фергане. Именно здесь, в области, напоминающей стокилометровый сплошной сад, сеть каналов разветвлена особенно густо, воды больше, культура сельского хозяйства выше и совершеннее, а колхозы сильнее и богаче, чем в других областях.
…Большой Ферганский канал пойдет через земли двух тысяч колхозов, в его воде заинтересованы тридцать два хлопковых района, а общая площадь земли, на которую он окажет влияние, приближается к пятистам тысячам га.
Но все это произойдет не сразу.
Сначала канал даст воду только на двадцать тысяч га новых земель; потом он усилит водное питание старых сельскохозяйственных районов, что позволит ввести в них многопольный севооборот; и лишь в третью очередь коснется бесплодных песков Тал-Кудук-Кума.
Пять городов Узбекистана и четыре сельскохозяйственных района Таджикии также получат воду Ферганского канала.
Весною, начав Ляганский канал, колхозы выдвинули на стройку — путем выборов на общих собраниях — лучшие отряды своих стахановцев. Колхоз с колхозом соревновались в работе, в постановке питания, в культурном обслуживании. Соревновались инженеры, землекопы, повара, конюхи, певцы, затейники. Соревновались районы и областные театры. Создалась своеобразная трудовая олимпиада.
Люди вели себя, как на празднике. Днем работали, вечерами слушали столичных певцов и лекторов, ликвидировали неграмотность, подавали заявления о приеме в партию, заключали помолвки.
Работы на Большом Ферганском канале начались первого августа. Но еще за два-три месяца в колхозах развернулись предварительные соревнования. Намечали людей, резервировали продукты, мастерили инвентарь, обсуждали проекты инженеров. Колхозники потребовали, чтобы трасса канала шла через перекаты:
— Пусть работ будет больше, — зато мы поставим на перекатах колхозную гидростанцию.
Близ Коканда, задолго до начала строительства, на сухом, бесплодном пустыре стали строить водную станцию и смолить лодки. Кое-где заранее производили планировку новых садов вдоль канала, разрушали старые дома и строили новые; пересаживали виноградные лозы и рыли арыки на месте будущих новых усадеб; делали в арыках перепады из кирпичей, чтобы сразу запела, заиграла вода — лучшая птица Узбекистана.
…Утром в Ташкенте стало известно, что ЦК ВКП(б) санкционировал стройку, а уже через сутки я слушал в Фергане обстоятельный рассказ пожилого колхозника о том, что товарищ Сталин, дескать, озабочен: понимают ли коммунисты Ферганы, какое важное и трудное дело берут на себя, сумеют ли они возглавить энтузиазм колхозников, не будет ли позора? И, как бы убеждая Сталина, колхозник отвечал самому себе:
— Позора не может быть никакого. Все сто шестьдесят тысяч человек знают, что надо делать. Не воду тяжело провести, а тяжело устроить той (пир, праздник. — П. П.) на сто шестьдесят тысяч участников. Вот что тяжело!
Стр. 40
Полностью по ссылке https://files.litmir.me/br/?b=226666&p=40
Петр Павленко
«Фергана» Киносценарий, 1939 год.
Примечание:
В 1939 году П.А. Павленко ездил на строительство Большого Ферганского канала и тогда же приступил совместно с кинорежиссером С.М. Эйзенштейном к работе над сценарием на эту тему. Однако в процессе работы наметились серьезные расхождения между сценаристом и постановщиком: режиссера увлекала экзотика старины; писателя — романтика современности. «Ферганский почин, — писал позднее Павленко в очерке «Иргаш Нуртабаев», — столько же страниц истории, сколько и поэзии, сколько же и строительство, сколько и народное празднество (газета «Красная звезда», № 31, 6 февраля, 1944). Такое отношение к строительству канала диктовало и творческие замыслы, к реализации которых Павленко приступил уже самостоятельно. Однако участие в войне с белофиннами направило внимание Павленко на другие темы. Только в 1940 году он снова берется за работу над киноповестью «Фергана» и заканчивает ее весной 1941 года.
Режиссерская разработка сценария: журнал «Искусство кино» № 9 за 1939 год.
—-
Петр Павленко
«Ферганский почин» Очерк, 1939 год.
Примечание:
Впервые опубликовано в газете «Правда» № 215 от 5 августа 1939 года. Его появлению предшествовал близкий по теме очерк «Дни Лягана», опубликованный в газете «Правда» 5 мая 1939 года.
——
П.А. Павленко автор сценариев к фильмам:
«Александр Невский» (1938), совместно с С.М. Эйзенштейном
«Яков Свердлов» (1940)
«Славный малый» (1942)
«Клятва» (1946)
«Падение Берлина» (1947), совместно с М.Е. Чиаурели
«В степи» (1950), совместно с А.А. Галичем
«Композитор Глинка» (1952).
Пришло время сумаляка
Кызылнура
Команда «Пахтакор», Ташкент, 6 июня 1960 года
Tashkent Retrospective:
Фото с матча «Пахтакор» (Ташкент) — «Молдова» (Кишинев).Футболисты «Пахтакора» (слева направо): И. Тадзидинов, Б. Климов, В. Стадник, Г. Красницкий, С. Семенов, Н. Тимохин, Л. Козенков, Л. Феофанов, Ю. Юсупов, Ю. Беляков, В. Суюнов. В этом мачте футболисты «Пахтакора» одержали победу со счётом 3:1.
Биофак ТашГУ, 60-е годы
Рустам Ибрагимов:
Знаменитые люди биолого-почвенного факультета ТашГУ. Иллария Алексеевна Райкова (основательница ТашГУ, заведующая кафедры на которой я учился), Мекленбурцев Раман (зоолог), стоит крайний слева Саша Филатов, крайний справа Саша Григорьянц. Остальных не помню по именам.
Sergey Zagrebin: По центру Райкова И. рядом Р.Н Мекленбурцев, далее справа Остапенко М. М. справа в углу — Григорьянц А. А., Вашенко Э. В., Сударев О. Н., слева Филатов А. К.
Запечатленный Шашмаком
Народный артист Узбекистана, этнограф, композитор Виктор Успенский по инициативе и при непосредственном участии писателя, ученого, государственного деятеля Абдурауфа Фитрата без малого сто лет назад осуществил нотную запись Шашмакома. Накануне 140-й годовщины со дня рождения доктора искусствоведения, профессора на документальной основе расскажем о некоторых подробностях этого знаменательного события.
Прославленная когорта
«Шашмаком пользуется в Бухаре огромным вниманием и любовью народа, в чем я смог убедиться в 1923 году, когда на празднике Саил многотысячная аудитория слушала пение знаменитого певца Ата Джалала Насырова… Замечательный пример того, как можно любить и надо слушать музыку!» — восклицал Виктор Александрович.
И прежде изучали маком весьма одаренные деятели культуры. Напомним имена тех земляков, которые способствовали обогащению науки об этом искусстве, широкому распространению и освоению его эстетики. Еще в 1572-м издал «Рисолаи мусика» («Трактат о музыке») Дарвишали Чанги, занимавшийся теорией и практикой этой сферы. Текст поражает не только академической глубиной, но и поэтическим настроем. Фитрат, недолгую жизнь посвятивший литературе и государственной деятельности, на всем ее протяжении занимался и музыкой. Будучи государственным деятелем, создал в Бухаре все условия для нотной записи Шашмакома. Применил к макому понятие цветокультуры вместе со своим единомышленником Гулямом Зафари — поэтом, драматургом, общепризнанным знатоком национальной мелодики. Неслучайно тот же Успенский писал о последнем добрые слова, обращаясь к московскому другу и коллеге — одному из крупнейших этномузыковедов XX века Виктору Беляеву: «В Самарканде встретился с Гулямом Зафари. Очень советую связаться с ним, много он знает о музыке, и самое главное, имеет близкое соприкосновение к книгам, и очень редкостным».
Некоторых из этой прославленной когорты я видел, слушал, а в недавнем прошлом и общался с ними. Академик Юнус Раджаби был частым гостем у нас, в семьях музыковеда Ильяса и композитора Икрама Акбаровых. В небольшой комнате рядом с книжными полками висели дутар, тамбур, дойра — инструменты, сделанные непревзойденным мастером — усто Усманом Зуфаровым. На самом почетном месте — игравшее с утра до вечера старенькое пианино немецкого производства. Слова звучали куда реже. «Говорили» инструменты, нотные листы заполнялись знаками.
Юнус-ака и профессор Ильяс Акбаров готовили к изданию многотомные книги «Узбек халк мусикаси» («Узбекская народная музыка»), где речь шла и о макоме. Запомнились такие слова академика о народной артистке Берте Давыдовой — певице, в основе репертуара которой был этот жанр: «Верните ее. Без нее невозможно исполнение макома, она рождена для него!». Он просил, требовал ее возвращения из Москвы, куда та уехала по семейным обстоятельствам. И Берта-апа вернулась…
Добрейшим, мудрейшим представителем династии Раджаби был Исхак Раджабов, изучавший восточную музыкальную литературу в подлиннике. Мы были свидетелями его долгой кропотливой работы над малоизученным материалом. Ставшее ее результатом фундаментальное исследование «Маком хакида» («О макоме») и сейчас представляет большую научную ценность.
Сам Успенский по натуре был веселым, щедрым и добрым человеком. Очень любил ребятню, но своих детей не было. Ежегодно наряжал елку — живую, пахнущую лесным ароматом — и приглашал махаллинских мальчишек и девчонок. С Ксенией Михайловной — женой, заслуженным учителем — накрывал стол и составлял план своеобразного музыкального утренника. Дом (находился в той части Ташкента, где ныне красуются корпуса Дома радио) был полон веселья, музыки, танцев, игр. За фортепиано попеременно садились он и супруга. Автор этих строк — тогда еще восьми-девятилетний мальчик — на правах сына верного ученика Успенского тоже исполнял веселые песни в том хороводе…
Однажды, проводив часть гостей, Виктор Александрович вернулся к роялю и одной рукой подобрал красивую мелодию. Задумался… Объяснил: «Она называется «Найларам». Звучит и в нашей музыкальной драме «Фархад и Ширин». Продолжил играть, но уже двумя руками, громко. Все подошли к роялю. «Под эту музыку умирает Ширин… И я бы хотел умереть под нее», — во всеуслышание сказал он. Убрав пальцы с клавиш, тихо произнес в наступившей тишине: «Умереть мне не страшно. Страшно не жить…»
Могучий диптих
В исследованиях, посвященных композитору М. Балакиреву и созданному им кружку, куда вошли также знаменитые Мусоргский, Кюи, Римский-Корсаков, Бородин, с особым чувством любви и благодарности ведется рассказ о «могучей кучке». Так назвали тот знаменитый круг выдающихся творческих деятелей. Их труд оценен очень высоко — писали, что это целая эпоха «в развитии русского и мирового музыкального искусства». Думается, аналогичный эпитет уместен в отношении тех, кто осуществил графическую фиксацию макома и издание Шашмакома отдельной книгой. Это стало целой школой для музыкантов, исследователей, учащихся не только в Бухаре, но и на всей обширной территории Туркестана тех и последующих лет. В дальнейшем музыкально-этнографические экспедиции продолжили в Ферганской долине, Хорезмском оазисе. Но начало было положено именно в древнем городе.
Инициатива создать нотную письменность макома, видимо, принадлежит Фитрату, служившему тогда назиром (министром) по иностранным делам Бухарской республики. В письме Успенского на его имя (январь 1923 года) говорится: «Согласно Вашего предложения работать по записям бухарских напевов…». Значит, предложение было сделано официально в письменной или устной форме «свободному художнику», окончившему Петербургскую консерваторию и на основании решения ее худсовета (подписанного самим Александром Глазуновым) приехавшему в Туркестан для сбора и изучения народных песен. В ответ Виктор Александрович просил предоставить жилье, певцов и музыкантов для записей, бухарские музыкальные инструменты, фонограф Эдисона.
Хотел бы разъяснить некоторые пункты, где обозначены суммы расходов, включая плату за работу. В воспоминаниях упоминается пережитое Успенским ранее в Ашхабаде: «Ужасное землетрясение, нервное потрясение, он стал заикаться. Лечили… уничтожить не удалось». Беляев писал, что у того «слабые легкие», потом «развился активный процесс туберкулеза», и ему приходилось проходить регулярные курсы лечения, что было связано с расходами.
В письме Виктора Александровича упоминаются лишь организационные и финансовые моменты, вопросы бытового характера и технического оснащения. Научная же концепция изложена в статьях, в том числе на страницах газеты «Правда Востока», в письмах, беседах с Фитратом, Гулямом Зафари, Чулпаном, Ильясом Акбаровым. Еще 22 августа 1922 года в письме Беляеву Виктор Александрович пишет о своем желании: «заинтересовать культурный центр настоящей восточной музыкой, которой в России не знают, заинтересовать теоретиков — много, много в этой музыке интересного, красочного. Работа интересная, но слишком сложная для такого маленького музыканта, как я, и совершенно одинокого (в работе — пометка Успенского)».
Фитрат в ответном письме сообщил: «Уважаемый товарищ Успенский! Представленный Вами план предлагаемых работ по музыкальной этнографии БНСР нами одобрен и условия, на которых Вы согласитесь выполнить указанную работу, приняты с некоторыми изменениями…
Со своей стороны Бухарская республика ждет от вас выполнения следующих работ:
* Вы будете давать уроки нот в музыкальной школе «Шарк».
* Организуете музыкальный оркестр из нынешних учеников музыкальной школы «Шарк».
Соглашение было достигнуто. Договор о сотрудничестве заключен 13 октября 1923 года Успенским с назиром просвещения Мусаджаном Саиджановым. Вскоре этот пост занял Фитрат. Возглавляемое им ведомство курировало научно-педагогическую сферу. Следовательно, оба духовно близких деятеля науки и культуры получили возможность непосредственного непрерывного контакта. Это принесло пользу делу, начатому ими в нелегкую пору, и каждому из них в отдельности. Они почувствовали потребность в более широком распространении макома, его увековечении.
Графическая фиксация
То было время веселых ритмов, напевных композиций и… происходящих на этом фоне трагедий изгнанников общества. В монументальном звучании макома Фитрат и Успенский находили и тайную печаль интеллигенции, почувствовавшей надвигавшиеся грозные тучи. Так и случилось. Вскоре последовал арест бесконечно одаренного, всесторонне образованного Мунаввар-кары Абдурашидханова с последующей высшей мерой наказания. Единомышленники, работавшие над публикацией макомов, в своих грустных настроениях опережали окружение.
Сохранившиеся документы свидетельствуют о том, что создавшие этот единый в своем роде альянс интересовались не только гуманитарными науками, музыковедением, этнографией. Объектом исследования стали также теория и практики биофизики. Какой степени колебания улавливают наши слуховые органы? В какой момент мы их можем воспринять? Поиски в этом направлении навели их на мысль о необходимости определения цвета мелодий, соответствующей им гаммы красок. В размышлениях на тему Успенский указывает: «Судя по сведениям Фитрата макому «Рост» соответствует красный цвет, «Ирок» — феруз — голубой, «Бузрук» — золотистый, «Наво» — цвет сандала». Он приводит и вариант Гуляма Зафари: у «Наво» — пепельный цвет, «Муножот» — темно-коричневый, «Чоргох» — белый.
После интенсивной работы в Бухаре размышления Виктора Александровича коснулись схожести цветовых решений мечетей и звучащих в том же пространстве голосов. Он предлагает изучить этот интересный, но довольный сложный вопрос.
Переписка, личные контакты, встречи с Фитратом и длительное общение с певцами старой закалки, изучение музыкальной этнографии в древнем культурном центре Востока способствовали расширению сферы исследований Успенского-музыковеда и этнографа, повлияли на его творческое кредо как композитора и педагога. Этим, в частности, объясняется наше более подробное повествование о его пребывании в Бухаре и истории графической фиксации Шашмакома в целом.
Виктор Александрович отмечал глубокие познания узбекских коллег, поражался их синтетическому мышлению, выражал восторг, услышав суждения о разнообразии красок, соответствующих конкретным мелодиям. В ходе многочисленных прослушиваний в процессе записи палитра его обогащалась, концепция углублялась. Динамика музыкальной мысли зафиксирована в письмах. Так, в 1927 году он рассказывает, что Зафари сообщил ему следующее: «Исполняют «Дугох» до 10 часов утра, «Баёт» — 10-12 часов, «Чоргох» — 5-6 часов вечера, «Сегох» — вечером, «Шахноз» — среди ночи, «Насруллои» — 12 часов ночи до шести утра. Это туркестанские макомы, возможно, что в Бухаре макомы также были связаны со временем исполнения».
Воспоминания свидетельствуют о том, что Успенского интересовали не только манера, техника исполнения хафизов, но и их биография, процесс становления творческого содружества певцов. Например, он писал: «Хафиз Ата Джалал Насыров является единственным, последним представителем бухарского макома. В период правления трех эмиров он служил дворцовым хафизом — с семи лет изучал музыку. В шестнадцать лет в оркестре самого амира, с макомом его познакомила мать. Он был современником широко известных хафизов…»
Мелодии в исполнении таких мастеров своего дела и были записаны на валики фонографа, зафиксированы нотными знаками. А изданная в Москве книга явилась впоследствии источником вдохновения для многих композиторов и музыкантов. В связи с этим одной строкой письма Виктора Александровича ответим его оппонентам, считающим большим недостатком отсутствие текстов стихов в вокальных частях Шашмакома. На этом настоял Фитрат, сообщал Успенский Беляеву. Кстати, переписка их, быть может, самое богатое и достоверное в своем роде повествование о том многосложном труде.
«Шесть музыкальных поэм (маком), записанных В.А. Успенским в Бухаре» — так написано заглавными буквами на обложке того самого сборника. Приведены их названия — «Ирок», «Рост», «Дугох», «Наво», «Бузрук» и «Сегох». Они проверены специальной комиссией Народного назирата просвещения и одобрены ученым советом 15 марта 1924 года. На верхней части обложки — портреты Успенского, музыкантов Ата Гияза Абдугани и Ата Джалала Насырова. В нижней четко написано «Под редакцией А. Фитрата и Н.Н. Миронова». Кто-то старался стереть имя репрессированного в дальнейшем покровителя культуры Фитрата. Не смог!
Муза искусства и науки была благосклонна к содружеству музыкантов — исследователей и хафизов, к небольшой группе энтузиастов, возглавляемой Успенским и Фитратом — феноменальными личностями XX века. Они работали в активной среде профессионалов высокого класса. Неугомонный Виктор Александрович продолжил деятельность в этом направлении — изучал, теоретически осмысливал макомы в городах и кишлаках. А к записи вокальной части макома приступил в 1946-м. Тогда уже приближалась година траурного звучания заветной мелодии «Найларам»…
Хамидулла Акбаров.
Доктор филологических наук, профессор.
Опубликовано в газете «Правда Востока» № 44 (29007) от 5 марта 2019 года.
Ташкентский Дом 45 продолжает борьбу за жизнь!
Дом 45 на улице Амира Темура в столице Узбекистана внесён в предварительный список исторических архитектурных объектов, которые необходимо защитить и сохранить.
Полтора года держит оборону Дом, известный сегодня не только в Ташкенте, но и далеко за рубежами республики. Адрес этого строения, ставший именем собственным (потому пишу его с заглавной буквы), можно не называть — его знает каждый горожанин, болеющий душой за город. Улица, на которой расположено это оригинальное творение зодчества, некогда носила название Пролетарской. Здесь проживал, в основном, рабочий люд. В 20-е годы лучший архитектор города по заказу правительства спроектировал для этой улицы Дом Машинистов, в котором поселили работников железнодорожной отрасли.
Дом располагался неподалёку от вокзала и железнодорожных мастерских, под самым боком древнего холма, с которого когда-то ташкентская детвора, жившая в махаллях городского местечка Минг Урик, лихо каталась на санках.
В новом тысячелетии холм исследовали археологи, и в результате раскопок обнаружили храм огнепоклонников эпохи Зороастризма. Ученые доказали, что строению из сырца не менее 2200 лет. Мировое научное сообщество подтвердило достоверность столь почтенного возраста храма на Минг Урик, и он был взят под охрану государства.
Разглядеть храм с дороги людям несведущим непросто – его защищает не только закон, но и большой дом с просторным двором, который гасит шумы и вибрацию, сохраняя древние руины, помещённые под специальный навес, от урбанистических воздействий.
Это и есть тот самый Дом 45. С января 2018 года он стал камнем преткновения между городскими властями и общественностью, которая вместе с жильцами выступила в защиту исторического строения от сноса. Свою героическую славу Дом обрёл, сопротивляясь решению хокима города Ташкента № 103 от 19.01.2018 года «О благоустройстве на земельных участках и выполнении работ по сносу» и решению хокима Мирабадского района столицы № 74 от 22.01. 2018 года об исполнении вышеназванного решения городского хокима.
Можно подивиться расторопности, с которой районный хокимият незамедлительно подготовил свой акт. Складывается впечатление, что папка с нужными для этого документами давно дожидалась очереди. Решение о сносе Дома 45 хоким района подписал спустя всего лишь три дня после соответствующего решения в городском хокимияте.
Умеют хокимиятовские чиновники быстро делать дела и оформлять бумаги, когда хотят!
Документ гласит, что «земельный участок в черте границ улиц Саид Барака, проспекта Амира Темура и Моштабиб Мирабадского района отведён для постройки многоэтажного жилого дома частному предприятию ME’MOR MEXANIZATSIYA QURILISH. В этой связи предусмотрен снос жилого многоквартирного дома, расположенного по адресу: Мирабадский район, проспект Амира Темура, дом 45».
Как только до жильцов довели решение районного хокимията, стартовала эпопея защиты Дома. Дом-то не простой, он имеет непреходящую ценность в архитектурном облике Ташкента — об этом мы еще расскажем. Да и место его расположения заставило бы задуматься кого угодно, прежде чем принимать решение о сносе. Но ни хокимият, ни ME’MOR MEXANIZATSIYA QURILISH не дрогнули, планируя снос под боком 2200-летнего холма Минг Урик – археологического памятника, свидетельствующего о древности города. Города, который рискует утратить важные исторические объекты в погоне за чем-то значительно более важным для бизнесменов от строительства, даже если в названии их компании есть слово ME’MOR – архитектура.
Показательно, что общественность всячески старается защитить родной город от невосполнимых потерь, грозящих стереть память о его истории и до неузнаваемости изменить облик столицы. Руководствуясь законом «Об охране и использовании объектов культурного наследия», Общественный совет, действующий при хокимияте, призывает городские власти и Министерство культуры, ответственное за сохранение культурного и исторического наследия страны, выступить в защиту достояния республики – культурных и исторических памятников прошлых веков.
Активисты Общественного совета составили список 100 архитектурных объектов столицы, которые нуждаются в сохранении как неотъемлемая часть Ташкента, дорогая сердцам горожан и привлекательная с точки зрения развития туристического потенциала. Общественный совет список обнародовал и призвал старожилов дополнить его. Общественность уверена: указанные архитектурные и исторические памятники достойны бережного сохранения. И, безусловно, включения в Государственный кадастр объектов культурного наследия Узбекистана на основе оценки, данной специалистами по общепризнанным мировым критериям.
Дом 45 в этом списке архитектурных объектов, подлежащих сохранению, выделен красной строкой. И не зря. Наследие Георгия Михайловича Сваричевского, автора строения, высоко ценится отечественными и западными зодчими. В конце 90-х годов XIX века он участвовал в проектировании и строительстве гражданских сооружений Самарканд-Андижанской и южной части Оренбург-Ташкентской железной дороги.
По проектам этого знаменитого ташкентского архитектором были возведены здания, большая часть которых служит городу и сегодня.
По проекту Сваричевского построили также грандиозное здание женской гимназии в Самарканде. Старшее поколение помнит и гостиницу «Регина» с популярным рестораном «Зарафшан», и кинотеатр «Хива» — эти творения зодчего современный Ташкент не сохранил.
Все творения профессора Сваричевского отличаются оригинальностью стиля. По ним можно изучать историю архитектуры XIX и первой трети XX столетий, наблюдать переход от одних направлений в градостроительном искусстве к другим. Примером новых тенденций в архитектуре XX века служит ташкентский Дом машинистов, построенный по проекту Сваричевского. Недаром строение привлекает горожан и гостей города.
В поддержку Дома 45
Посетила этот удивительный дом вместе со своими друзьями. Экскурсию для нас провел Влад Заманов, проживающий в Доме 45. Член комитета по туризму при Общественном совете Ташкентского городского хокимията, выпускник Ташкентского государственного экономического университета, магистр, он как никто понимает значение архитектурных памятников и, в частности, творений Сваричевского в столице Узбекистана для туристической привлекательности города. Более 20 лет Влад Заманов профессионально занимается интерьерным дизайном. Он видит, как может преобразиться столетний дом при целенаправленном ремонте и организации на его основе туристического центра. Сама убедилась, насколько интересной и познавательной может быть экскурсия по Дому 45.
— В годы, когда строился наш дом, — рассказал Влад, — в Ташкенте витали идеи индустриализации и конструктивизма. Отказ от декоративности прорастал в строгих формах «николаевского кирпича». В потоке индустриального водоворота под лозунгом «Все лучшее — для народа» и был построен Дом машиниста. Он предоставил простым людям небывалые для того времени условия: вода в доме, баня во дворе, умная система отопления и вентиляции. Дымоходы печей затейливым туннелем пронизывают стены и эффективно обогревают квартиры модной планировки. Предшественники встроенной мебели — многочисленные ниши, традиционные для Востока, — удобны для хранения вещей и экономят пространство. Открытые террасы, на первом этаже с выходом во двор. Для города, где семь-восемь месяцев в году тепло, это находка: на террасах пили чай и даже спали летом! Основное украшение дома — ломаные линии эркеров, то есть, выступающих из фасада частей помещения. Они частично или полностью остеклённые, что улучшает освещённость и увеличивает внутреннее пространство квартир. Подъезд с парадным входом придавал дому благородство.
В военные годы, как поведал Влад, Дом, расположенный неподалёку от вокзала, в числе первых принял эвакуированных. В некоторых квартирах вместе с хозяевами проживало до 15 человек! Без единой крупной трещины Дом перенес землетрясение 1966 года. Многое видел он на своём веку. Но всегда сохранял главное – единение и дружбу своих жителей. Сплочёнными они остались и при объявлении о сносе, понимая, что это не просто жильё, а частица истории города, которой надо дорожить и отстаивать право дома на жизнь.
Еще одно важное обстоятельство связанное с предполагаемым сносом Дома 45 вызывает недоумение и тревогу. Дом расположен в шести метрах от уникального памятника, «сердца» Ташкента: городища Минг Урик. Все, что осталось от хрупкой кладки зорострийского периода — это несколько башен и алтарная часть храма огнепоклонников. Установлено, что наш город начал формироваться с возведения общественно-культового комплекса — Храма Солнца. Раскопки позволили освободить от наслоений девятиметровое здание солярной крестообразной планировки, свойственной зорострийским храмам. Два с лишним тысячелетия назад здесь на открытом алтаре возжигали огонь, проводили обряды и торжественные праздничные церемонии.
Маргарита Ивановна Филанович, археолог с мировым именем, посвятила изучению городища Минг Урик не один десяток лет. Её исследование позволило установить возраст Ташкента и после доклада Маргариты Ивановны в штаб-квартире UNESCO в Париже мировая научная общественность отметила 2200-летний юбилей города как международный праздник. С большой тревогой восприняла М.И. Филанович решение о сносе дома рядом с храмом на Минг Урик, который указом Президента И. А. Каримова преобразован в музей. В своем Заключении «Об охране археологического памятника-городища Минг-Урик и строительстве в его охранной зоне» она пишет: «По закону в охранной территории этого уникального обьекта нельзя ничего трогать, ни строить, ни копать, и зона как таковая уже застроена. В систему прежней, устоявшейся инфраструктуры входит Дом 45. Этот дом также является историческим объектом архитектуры города Ташкента. Таких объектов в городе осталось считанное количество, и сейчас идет работа по их выявлению. Дом 45 по проспекту Амира Темура можно реставрировать, а прилегающую территорию обустроить. Вписавшись в топографию зоны, этот дом может стать частью организованного историко-археологического заповедника Минг-Урик»
— Сегодня не только наш Дом, но и древний храм под угрозой, — говорит Влад. — Не нужно быть инженером, чтобы понять: строительство семиэтажного здания, к тому же, как запланировано застройщиками, с подземным гаражом, нанесёт непоправимый урон памятнику. Он уже имеет трещину из-за просадки грунта, связанного со строительством ограждения вокруг него. И разрушится окончательно при сносе, рытье и утрамбовке котлована. В ответ на запрос в Инспекцию по охране памятников нам сообщили, что никаких разрешений на строительство в охранно-буферной зоне Минг Урика, в которой находится Дом 45, не было. И вынесенное решение своими действиями нарушает закон об охране и использовании объектов культурного наследия.
О каком благоустройстве по решению бывшего хокима может идти речь, если в результате пострадают наследие Сваричевского и древний Минг Урик? Этот вопрос беспокоит не только жителей дома, но и всех разумно мыслящих ташкентцев. Бьёт тревогу и мировая общественность. Йенс Йордан, научный сотрудник Веймарского Университета- Баухаус, член немецкого национального комитета ICOMOS, обосновал историческое и художественное значение дома 45 и, приложив результаты своего экспертного анализа, просит Министерство культуры Узбекистана включить Дом 45 в список охраняемых объектов, придав ему статус памятника культурного наследия. С такими же заключениями обратились в министерство учёные из Монреаля и Санкт-Петербурга.
— Мы, жители, — признался Влад, — тоже не ждали бульдозера и молота. Бегали по всем инстанциям, публиковали отзывы именитых гостей в защиту дома, обращались в суд с исками. Держались и держимся стойко. Совместно с Общественным Советом при хокимияте Ташкента разработали проект нового туристического кластера со своей инфраструктурой: маленьким кафе с домашней выпечкой и ароматным чаем, тенистыми уголками и скамейками для отдыха. Жители дома не раз проводили совместные праздники, приглашая на них гостей. Всем такой отдых во дворе нравится.
— Концепция «Дом Машиниста» или Дом открытых дверей очень интересна для туроператоров, — отзывается об идее жителей дома владелица туристического агентства Пенелопа Прайс. — Нас привлекают маленькие домашние фестивали. На одном из них в Доме 45 я побывала и рекомендую посмотреть этот дом всем моим туристам. Как жаль, что Государственный комитет по развитию туризма в Узбекистане мало обращает внимания на возможности подобных кластеров. В Москве, Вене, Париже, Тбилиси они давно появились, и в них кипит интересная жизнь. Хотелось бы и у вас видеть такое.
С интересом отнеслись к проекту известный промышленный дизайнер из США Карим Рашид. российский дизайнер Раф Сардаров, который провёл в поддержку Дома показ в нём своих моделей.
В планах у Влада Заманова и жителей Дома 45 создание в своём дворе микропарка с арт-пространством. Они сами готовы отреставрировать подъезды и фасад Дома, взяв кредит. И не сомневаются, что такой дом и двор послужат прекрасным примером для ташкентцев. Часть жителей получит временную трудовую занятость. Особенно важно это для пенсионеров — они почувствуют свою необходимость обществу. Дом Машиниста на карте города будет обозначен как особая достопримечательность. Интеграция в программу городских фестивалей и семейного досуга наполнит жизнь интересными делами и событиями и привлечёт туристов.
Экскурсию по Дому 45 проводит Влад Заманов
Но пока часть жителей Дома ждёт суд. Истец — частное предприятие ME’MOR MEXANIZATSIYA QURILISH требует выселения жителей для сноса дома. Что предприятию 2200-летний Храм Солнца или шесть поколений семьи, прожившей в вековом доме? Но ведь кроме интересов частного предприятия существуют интересы города, имидж страны, её культурные ценности и воспитание на них новых поколений граждан Узбекистана. Что перевесит на чаше весов отечественной Фемиды?
Общественность города, жители дома, ученые и архитекторы выступают за отмену необоснованного решения о сносе Дома 45.
Тамара Санаева
Фото и видео автора и из архива В. Заманова
Отсюда.
Рок-группа «Киберги», 1969-й год
Ташкент. 1969-й г. Рок-группа «Киберги». Помните?
Фото со съемок художественного фильма «Влюбленные» режиссера Э. Ишмухамедова, снятого на киностудии «Узбекфильм».
Был ли рок в Узбекской ССР? Конечно был!
История рок-музыки в Узбекистане 1960-1990 гг. из книги Артемия Троицкого «Рок — музыка в СССР. Опыт популярной энциклопедии.»
Начало развития рок-музыки в Узбекистане относится ко второй половине 60-х, когда у ташкентских меломанов появились первые грамзаписи «Битлз», «Роллинг Стоунз» и т. п.
После ташкентского землетрясения 1966 в парках и на улицах палаточных городков, где временно жили сотни тысяч ташкентцев, собиралась молодежь с гитарами и играла незнакомую многим мелодичную музыку.
Стихийно возникали группы, старавшиеся воспроизвести полюбившиеся мелодии известных западных групп. Так возникла первая рок-группа Узбекистана в составе: Владимир Барамыков (бас), Ю. Батуев (соло-гитара), Г. Люстер (ритм-гитара) и И. Ларин (ударные). 7 марта 1967 состоялся первый концерт в конструкторском бюро технологии и машиностроения. Группа берет непривычное название «Киберги», найденное в романах известного польского фантаста С. Лема. Эту дату, видимо, и нужно считать точкой отсчета истории рок-музыки в Узбекистане.
«К.» пели песни Роя Орбисона «Прекрасная девушка», «Битлз» — «Этот трудный трудовой день», «Девушка», «Мишель» и др. В концертах исполнялись обработки узбекских народных мелодий «Андижанская полька», «Наманганские яблоки», оригинальные песни узбекских композиторов. На республиканском смотре художественной самодеятельности 1968 «К.» заняли I место.
История первой узбекской рок-группы завершается в 1971 после призыва всех ее музыкантов на службу в армию. Через 2 года игравшие ранее в «К.» В. Зубарев (соло-гитара), Л. Шмуйлович (ударные), Барамыков вместе с поэтом Н. Волковым организовали гастроли по Таджикистану, ставшие последним творческим всплеском группы.
В конце 60-х группы, играющие рок-музыку, возникают в средних школах и институтах. В 1968 в Ташкентском политехническом появилась группа «Сигма», в Институте народного хозяйства —»Спектр»: Ю. Богданов (соло-гитара), С. Кельгинбаев (бас), Н. Нурмухамедова (вокал). Испытав влияние «Битлз» и «Роллинг Стоунз», группы ищут новые пути в творчестве и подражают стилю Дж. Хендрикса, яркого представителя соул.
В 1968 популярна и группа одаренного певца Г. Садовникова (хард-рок).
На рубеже 60—70-х широкую известность в молодежной среде приобрели «Скифы», собравшиеся в 1970 в Институте физкультуры: Г. Пушен (ритм-гитара), О. Чесноков (соло-гитара), В. Алиев (бас), О. Козленко (ритм-гитара), О. Мелконян (вокал), А. Зурабов (ударные). Крепкая ритм-секция, в которой выделился экспрессивной манерой игры и виртуозными импровизациями Чесноков, удачно сочеталась с яркими вокальными данными Мелконяна и Козленко. «С.» играли произведения из репертуара «Битлз», «Лед Зеппелин», Сантаны с уклоном в хард-рок.
К представителям мелодического рока этого периода относится группа одаренного певца А. Зайцева, «Юность» В. Таджибаева, «Ваганты» (С. Каспаров — ритм-гитара, Г. Вальтер — соло-гитара, Б. Новогрудский — бас, Г. Лемберг — ударные).
Первый период развития рок-музыки в Узбекистане завершается к началу 70-х и характеризуется качественным накоплением, освоением новой стилистики и манеры исполнения. Уже заметны тенденции, которые получат развитие в 70-х: обращение к фольклору, создание оригинального музыкального репертуара, социальная направленность текстов, поиски синтеза различных стилей рока с другими направлениями эстрадной музыки, в частности с джазом и народной песеннотанцевальной мелодикой.
С начала 70-х узбекские группы стремительно выходят на всесоюзную сцену, чему во многом способствовали конкурсы ЦТ. В 1971 сразу 2 ансамбля — «Квазары» из Бухары и «Ялла» из Ташкента — становятся лауреатами телеконкурса «Алло, мы ищем таланты!».
К первой половине 70-х относится появление групп, исповедовавших синтез рока с джазом. В стиле джаз-рок работала группа «Синтез» (руководитель — композитор У. Салихов). Но акцент «С.» делал не на инструментальную музыку, а на песню, сочетающую национальное своеобразие музыкального языка с современной джаз-роковой аранжировкой (песни «Приезжайте к нам в кишлак”, «Реки»). Состав: С. Назаров (бас, вокал), Н. Баширов (ритм-гитара, вокал), А. Тимофеев (соло-гитара), Р. Низаев (тромбон), Р. Батыршинов (тенор-саксофон), У. Салихов (клавишные), В. Пивоваров (ударные), К. Каюмов и Б. Халиков (вокал). «С.» выступал в Прибалтике, на Украине, в Молдавии, на БАМе. В 1976 «С.» — лауреат премии Ленинского комсомола Узбекистана.
По-иному сложилась судьба джаз-роковой группы «Интер», Созданной в 1973 при ДК им. Луначарского. В ее состав вошли студенты и выпускники консерватории Ю. Парфенов, И. Димаков (труба), В. Курницкий (тромбон), С. Мордухаев (альт-саксофон), Г. Вальтер (бас), О. Гоцкозик (ф-но), С. Гилев (ударные), А. Москалев (соло-ритм-гитара), Р. Закиров (вокал). Группа делала упор на аранжировки. Летом 1974 «И.” становится лауреатом всесоюзного конкурса «Молодые голоса», и большая часть музыкантов переходит в эстрадный оркестр Гос-телерадио республики.
Вторая половина 70-х — период временного затишья в узбекском роке, связанный с ростом интереса любителей рока к джазу. В нем они увидели живительный источник обновления рока, причиной кризиса которого стали конъюнктура и клиширование в музыкальном творчестве и в исполнительстве.
Благодаря джазовым фестивалям в Фергане (1977, 1978) приобретает известность группа, плодотворно и интересно работающая в джаз-роке: «Сато» из Ферганы. За 12 лет состав «С.» почти не менялся: Л. Атабеков (бас, руководитель), Э. Измайлов (соло-гитара), Н. Рамазанов (флейта, сопрано-саксофон), Р. Бекиров (клавишные), Д. Мататови (перкуссия), А. Атабеков (ударные). Все они — высокопрофессиональные исполнители с музыкальным образованием.
Диски «С.» «Эфсане» («Легенда», 1986) и «Передай добро по кругу» (1987) дают полное представление о творческой ориентации и мастерстве группы. Кроме оригинальных пьес участников ”С.» на них представлены обработки азербайджанских, болгарских, крымско-татарских, узбекских народных мелодий, оригинальная трактовка известной джазовой темы П. Дезмонда «Пять четвертей». На исполнительскую манеру солиста «С.» — одного из лучших джазовых гитаристов страны Энвера Измайлова — оказали влияние Р. Блэкмор, Эл Ди Мсола, Рави Шанкар, узбекский мастер игры на дутаре Т. Алиматов. Совершенное владение национальными приемами игры, глубокое знание народной музыки, постижение ее закономерностей в сочетании с выразительными средствами рок-музыки и джаза придают «С.» неповторимый саунд.
В 1979 в Концертном зале им. Я. Свердлова в Ташкенте дебютировала рок-группа «Азия». Музыканты последнего состава: О. Чесноков (гитара), О. Яшкин (бас), Г. Каприэлов (клавишные), Э. Истахаров (ударные). В композициях преобладает джаз-рок и арт-рок, чувствуется заметное влияние «Йес», Эммерсона. «А.» дважды становилась лауреатом джазовых фестивалей в Красноярске (1981,1982).
С середины 80-х начинается третий период в развитии рока в республике. Это время активности, наступившей после затишья начала 80-х, вызванного застойными явлениями в культурной жизни Узбекистана. Конкурс джазовых ансамблей и рок-групп в 1985, которым завершился филармонический абонемент «Джаз сквозь время» (Ташкент), позволил выявить группы, образовавшиеся в начале 80-х: занявшая I место рок-группа Г. Пушена «Анор», группа Г. Яцидиса, «Дебют» Э. Каландарова, «Гульдастан» А. Якубова, детская джаз-рок-группа «Гунча» Р. Фаизова. Многие из них играли хард-рок, что объясняется массовым увлечением молодежи крайней разновидностью рока — хэви-метал.
Появились в Узбекистане группы, исполняющие исключительно хэви-метал: «Стекло», «Рейс 09», «Домашняя Работа» и наиболее популярный и сильный коллектив «Дау-Метал» В. Лима, впервые выступившие в Доме знаний и участвовавшие в благотворительном концерте для воинов-афганцев.
Автор: Л. Юсупов
Источник текста: Книга «Рок музыка в СССР. Опыт популярной энциклопедии. Троицкий Артемий. Москва: «Книга», 1990 г.
Автор фото неизвестен.
Вернисаж «Соловей и роза»
Эльмира Тухватуллина:
Мне понравилось название весеннего вернисажа «Соловей и роза».
Не избито.
Уже цепляет, как интересный заголовок статьи.
Заголовок – это ключик, а дверь – это текст. Если ключ не интересен, дверь не откроют.
Так вот, что за дверью, можно узнать придя 7 марта в 15.00 в Центральный выставочный зал. Состоится открытие.
Предвкушаю.
Для меня эта выставка притягательна вдвойне, ибо её куратором выступила известный искусствовед и культуролог Эльмира Ахмедова.
А в профессионализме и вкусе ей не откажешь.
Одно то, что «эпиграфом» на банер выбрана картина Бобура Исмаилова, предполагает качество содержания.
Сама тема «Соловей и роза» — весьма популярна на Востоке. И не только.
Вспомнить хотя бы знаменитую одноименную сказку Оскара Уайльда, вдохновлённого одним персидским сказанием.
И позволю себе привести это сказание.
Однажды к Всевышнему явились цветы — с просьбой назначить им нового повелителя вместо сонливого лотоса (белой нильской лилии), который, хоть и был самым красивым, однако засыпал ночью и не выполнял обязанности правителя.
Бог, благосклонно выслушав их, внял просьбе и дал им правительницей белую девственную розу с охраняющими ее острыми шипами.
Когда соловей увидел эту чудную новую царицу цветов, то был так пленен ее прелестью, что в восторге прижал ее к своей груди.
Но острые шипы, как кинжалы, вонзились в сердце соловья, и теплая, алая кровь, брызнув из любящей груди несчастного, оросила собой нежные лепестки дивного цветка.
Вот почему, говорит сказание, многие наружные лепестки розы и по сих пор сохраняют свой розоватый оттенок.
Приходите на выставку. Посмотрим как художники интерпретируют вечную тему любви, когда буйствуют краски и поёт душа.
Чтобы молодежь знала и гордилась: в Ташкенте запустили проект «Победители»
На сегодняшний день в столице Узбекистана живут 143 участника Великой Отечественной войны.
В Яшнабадском районе Ташкента запустили проект «Победители», цель которого — показать жителям столицы, что в их махаллях живут участники Великой Отечественной войны. Акция началась с махалли «Тойтепа», где появилась фотография ветерана Георгия Любимова, сообщает корреспондент Sputnik Узбекистан.
Георгий Федорович Любимов родился в 1926 году в Саратове. Спустя три года его семья переехала в Узбекистан. С 1944 года служил на Тихоокеанском Военно-морском флоте. Воевал радистом радиостанции на Дальнем Востоке. Окончил школу связи, был начальником радиостанции. За участие в ВОВ имеет орден Отечественной войны, медаль «За победу над Японией» и другие медали, награды.
Георгий Любимов — участник Великой Отечественной войны
«В махалли приходит очень много людей разных возрастов, особенно много молодежи. Первым делом они будут видеть, что в их махалле живет ветеран. Наверное, задумаются. Цель наша именно в этом и состоит — чтобы они задумались, прочитали, гордились. Это тоже один из элементов воспитания молодого поколения: чтобы не забывали наши корни, великую Победу», — отметил Фуркат Махмудходжаев, председатель городского фонда «Махалля», разработавшего проект.
Георгий Любимов — участник Великой Отечественной войны
Махмудходжаев рассказал, что на сегодняшний день в Ташкенте живут 143 участника Великой Отечественной войны, и выразил надежду, что примеру «Тойтепа» последуют другие махалли, а также предприятия и организации, где работали участники ВОВ.
© SPUTNIK / РАМИЗ БАХТИЯРОВ
По словам Махмудходжаев, проект «Победители» поможет восполнить пробел в знаниях узбекской молодежи относительно событий тех лет, рассказать им о судьбах истинных героев.
«Это история махалли, города, страны, мира. Поэтому приобщать молодежь нужно именно с махалли»,
Со временем планируется начать собирать информацию и о тех, кого уже нет в живых. Это будет иметь огромное значение для воспитания молодых, считает Махмудходжаев.