Гульнора Абдуназарова-Сейтмаганбетова:

Это произошло, когда училась в восьмом классе…

Я родилась и выросла в Денау, небольшом городке на юге Сурхандарьи.
Каждую осень после 10 сентября учеников с 7 по 10 классы вывозили с ночевкой на хлопок в близлежащие колхозы, на так называемые десятидневки. В первых числах октября — в Шерабадскую степь. Колонны в 80-100 автобусов отправлялись утром и добирались к месту ближе к вечеру. Там мы собирали знаменитый тонковолокнистый хлопок. Домой возвращались лишь к середине или к концу второй декады декабря.

Область много лет не справлялась с планом, и, несмотря на погоду, школьники и студенты находились в степи. Случалось, выпадал снежок, и на наше счастье, нас оставляли в бараках. Но редко. Как правило, если с утра выглядывало солнышко, после обеда отправляли на поля. Снег к этому времени подтаивал, и даже земля успевала слегка подсохнуть.

Наверное, удивлю, но мне нравилось собирать хлопок. Особенно, в начале сезона, когда агаты усыпаны «белым золотом». Собирала в срелнем по 100 кг чистого хлопка. Была в середнячках. Только однажды получила вожделенную награду — новехонькие черные калоши с розовой стелькой и со специфическим калошным запахом 😊. В полевых условиях это был знатный трофей. И всё благодаря однокласснику Олежке Егошину (светлая ему память), который играючи справлялся с планом до обеда, не был тщеславен, а потому, если не сбегал с мальчишками с мальчишками на канал, помогал мне. Олег был из числа передовиков, которых мы называли «комбайнами» и «пахарями». Они умудрялись приносить более 200 кг, бывали рекорды и под 300 кг. Это белый хлопок. Тонковолокнистый мы собирали подбор, курак или ощипки. Он был высоченный, нежно желтого цвета, Курак отрывался от стебля особенным способом — резко срывая коробочку вниз. Руки были исцарапанные и в цыпках, в степных условиях при постоянных ветрах не помогало даже обильное втирание вазелина…

Что-то я увлеклась и забыла о главном 😊.

Как-то в последних числах ноября, когда поля уже были практически голые, собирали от силы по 20-25 кг подбора, мы увидели вдалеке двигавшуюся вдоль дамбы степного канала в сопровождении ГАИ колонну «Волг», во главе машина черного цвета. Для нас это было событие экстраординарное. И все кто был на карте (единица деления хлопкового поля), близкой к этому месту, рванули в ту сторону. Дня два по степи ходили слухи, что Рашидов в Сурхандарье. Не ошиблись, это был он в сопровождении областного руководства. Мы поздоровались, встали вокруг него. Красивый, респектабельный, харизматичный! Шараф Рашидович поздоровался со всеми за руку. У него и впрямь была обаятельнейшая улыбка. Стал спрашивать, поскольку кг мы собираем? Ответили правдиво. К нам продолжали подбегать ребята с дальних агатов, подошли и учителя. Последней была одноклассница Гуля Джумаева, и когда Шараф Рашидович задал ей тот же вопрос, она, не моргнув глазом, соврала, что собирает по 100 кг. Он её похвалил, приобнял и погладил по голове… а мы все дружненько затаили на неё обиду 😉. Потом стали выговаривать ей за это, но она у нас была девочка бойкая, всех послала по известному адресу.

Рашидов около часа разговаривал с нами, рассказал о себе, и что тоже собирал в детстве хлопок. Глядя на его ухоженные руки, в это с трудом верилось. Его спутники с нетерпением поглядывали на часы, а он словно не замечал этого. Мы осмелели, стали задавать разные вопросы. Шараф Рашидович внимательно слушал, просто (как сегодня говорят «без понтов») отвечал, шутил по-доброму. Казалось, что он знает все о каждом из нас. Напоследок спросил, какие к нему просьбы. Мы дружно: хотим баню! Честно, в тот момент нам ничего больше не нужно было. Шараф Рашидович сказал, что будет баня, а ещё распорядился выдать нам деньги за сбор хлопка и в банный день организовать распродажу товаров с облторга.

Нам не хотелось расставаться с ним. Когда машины уехали, никто не пошел собирать хлопок. Сели с девчонками на одном агате, подложив под себя фартуки в которых было по 5-7 кг, и стали плакать. Непонятно почему. Вернее, очень даже понятно. Вечером долго не мыла руки, на той, которой здоровалась, сохранился стойкий запах парфюма. Вдыхала в себя этот изумительный аромат…

А баню нам организовали. Через день устроили отдых. Привезли из Термезского военного гарнизона армейскую. Две огромные палатки, отдельно для ребят и девчат. Ходили купаться классами. Уже чистыми и довольными пошли в штаб, где нам выдали деньги, за вычетом питания. После обеда подъехали автолавки с дефицитными товарами. Мы не видели родных почти два месяца, очень скучали, поэтому радостно покупали подарки родителям, сестрам и братьям. Помню бабушке взяла красивый большой платок…

Таким запомнился мне Шараф Рашидович. Светлая и добрая ему память!

В группе X-places (Tashkent) сначала опубликовали фото таблички и искали, где она находится. Потом нашли, но оказалось, что табличка, сообщающая, что детский сад построен после землетрясения российскими строителями, заляпана краской.

Это детский сад № 401 «Сказка», находится в Учтепинском районе, на 23 квартале. Если бы к табличке был свободный доступ, ташкентцы сами отмыли бы. После сигнала табличка была отмыта.И натёрта до блеска, кажется, это латунь.

Спасибо всем неравнодушным участникам спасения памяти о восстановлении Ташкента. На фото было и стало.

Опубликовал Максад Джангиров

И такое было…

Денежно-вещевая лотерея на футбольном матче «Пахтакор»- «Ротор», 8 апреля 1988 года. Поход на футбол в советское время был настоящим праздником, особенно когда ты уезжал с матча на легковом автомобиле.

На фото: победитель главного приза шофер Горздрава Анвар Миркаримов. Лейтенант милиции Хасанбай Дадаходжаев во время вручения номера для выигранной машины.

Все билеты на матчи были еще и лотерейными билетами. В конце матча никто не расходился, все зрители были в трепетном ожидании, когда на весь стадион объявят заветный номер билета.

Автор фото: Рискиев А.

Tashkent Retrospective

Сквер революции ровно 100 лет назад, 7 ноября 1919 г. Митинг по случаю второй годовщины Октябрьской революции.

Автор фото неизвестен.

2 ноября исполнилось бы 80 лет лауреату Пушкинской медали Александру Файнбергу. Ташкентская журналистка Ильмира Зайнутдинова сохранила последнее произведение Народного поэта Узбекистана.

Ниже публикуемое эссе «Ташкентские вечера» — последнее прозаическое произведение Файнберга. Оно было написано поэтом сразу же на следующий день после моего звонка с просьбой подготовить эксклюзив специально на творческий конкурс, объявленный столичным хокимиятом накануне 2200-летия Ташкента.

Мое первое очное знакомство с Файнбергом состоялось в нашей редакции. Он принес рукописный текст эссе. Красивый мелкий почерк меня впечатлил. Редко, когда творческие люди так аккуратно пишут. Поговорили где-то с полчаса. Пообещала, что совсем скоро опубликуем его. Это было в конце мая 2009-го, а в первых числах июня «Ташкентские вечера» были напечатаны на страницах «Вечернего Ташкента».

В тот номер я дежурила и в цехе попросила несколько свежих номеров газеты специально для Файнберга. Прямо из цеха позвонила ему домой. Трубку взяла Инна Глебовна – супруга поэта. Обменялись краткими фразами. И практически через полчаса с Файнбергом мы вновь встретились на Матбуотчилар, 32.

Вместе с газетами протянула ему его рукопись. «А это зачем?», немного удивленно спросил он. Объяснила, что все рукописи, будь даже если на машинке или компьютере набраны, возвращаю авторам, потому что ценю их труд. Каждая рукопись должна принадлежать только автору! Тем более рукопись самого Файнберга!

Сразу же от читателей пошли звонки с просьбами почаще публиковать Файнберга. Тогда Родилась мысль перевести эссе на узбекский специально для «Тошкент окшоми». Посоветовалась с автором. Файнберг рекомендовал Рустама Мусурмона из газеты «Узбекистон адабиети ва санъати». И вскоре «Ташкентские вечера» обркели узбекское звучание.

Файнберг, увидев свое творение в «Окшоме», радовался как мальчишка, которому поставили пятерку. Но…Он не дожил до подведения итогов конкурса. Безусловно, он был в числе лауреатов. А вот награду вручили уже супруге.

В этот памятный день мы решили предоставить вниманию читателей «Вести.UZ» «Ташкентские вечера» народного поэта Узбекистана.

Ну, а всех поклонников Файнберга приглашаем на вечер памяти, который состоится 11 ноября 2019 года (в 14.30) в Национальной библиотеке Узбекистана имени Алишера Навои.

Александр Файнберг. Ташкентские вечера

Ташкент старше меня на 2130 лет. Дело историков и археологов пытаться объять это необъятное время. Я же просто пытаюсь рассказать о четырех своих вечерах в родном городе.

1949 год. Лето. Как жарок ташкентский августовский день. Верблюды лениво катят по булыжной мостовой улицы Жуковского телеги с огромными деревянными колесами в сторону караван-сарая, что на берегу Салара. Но к вечеру эта речка вздыхает иногда легкой прохладой.

Моим дружкам по рабочему городку, что на Первушке, по десять лет. Один подростковый велосипед с названием «Орленок» принадлежит Валерке. А мы – остальные – голь безлошадная.

Зато играем в казаки-разбойники. Вот игра! То казаки прячутся от разбойников, то разбойники от казаков. И не по соседним дворам за польским костелом, а по всему городу от Первушки до Кашгарки, от Кашгарки и реки Анхор до медресе Кукельдаш, что на Чорсу. А там базар. Редкие к ночи покупатели ходят меж рядами, да стучит подшипниками коляска инвалида недавней войны, что живет прямо здесь, на базаре.

Нужда и бедность – спутники большинства жителей города. Но как пахнут горы лунных дынь! Как пахнут! Мы смотрим на старого узбека – хозяина одной из этих гор. Он улыбается нам, берет большую дыню, режет ее на ломти своим кривым ножом и, по-прежнему улыбаясь, протягивает эти ломти нам. Какие уж тут казаки, какие разбойники? По уши вонзаемся зубами в душистые белые ломти. Кайф!

Здание бывшего медресе в свете летней луны восходит над базаром. Оно – словно из восточной сказки. Рафитка, Колька, Наби не глядят на него, а я оторваться не могу.

Из дальнего двора доносится одинокая струна рубаба, и чудится мне голос красавицы, что напевно рассказывает сказку из «Тысячи и одной ночи». В себя меня приводит хлопок по плечу. Это Колька. Присвистнув, он кивает мне в сторону центра города. У Наби в руках светится подаренная старым узбеком дыня. Пора. Меняя трамваи, бесплатно доезжаем до польского костела. Над ним на горке детский сад, где мы бегали совсем маленькими, а под ним какие-то склады, разбитые ломами фрески. Но мы в подвалах костела не прячемся.

Прямо в трусах и майках опускаемся в воду Салара, и он несет нас до рабочего городка винзавода номер семь. Светятся окна домов, где ждут нас встревоженные родители. Хитрый Наби всю дыню уносит к себе домой. Ну и ладно. Зато казаки не нашли нас. Мы выиграли.

1969 год. Осень. После землетрясения 1966 года Ташкент стал совсем другим. Мы тоже. Отслужили в армии, вернулись. Некоторых дружков не досчитываемся. Умер Валерка, не стало Рафита. Я остался с отцом. Без мамы. Хожу на Домбрабадское кладбище, сметаю листву с ее могилы. Здесь тихо. Уходя, прощаюсь взмахом руки со сторожем у ворот. Сажусь на свой мотороллер «Вятка» — и в город. По людной Мукими, по звенящей трамваями широкой Шота Руставели, мимо новой гостиницы и стеклянного здания касс аэрофлота. Но нет – не домой, а туда, сквозь вечерние огни к Окружному дому офицеров, мимо сквера, мимо университета, где я работал в студенческой многотиражке и защищал диплом журналиста. А вот и Окружной дом офицеров. Сворачиваю на Шахрисябзскую, где стоит еще одноэтажное здание топографического техникума.

Его я закончил еще до армии. Тогда-то я познал, что такое жара Кызылкумов и ледовое дыхание склонов восточного Памира. Теперь я простился с топографией. Перо повлекло. Перо.

Ну что, одноэтажка техникума? Что юность моя? А ничего. Главное неизменно. Город. Новый. Весь в огнях Ташкент. Напротив снесенного здания Союза писателей еще цела публичная библиотека. Широкая улица Навои. По ней доезжаю до стадиона «Пахтакор». Трибуны по-вечернему пусты, но несколько прожекторов еще горят, освещая зеленое футбольное поле. И кажется, что от дальних звезд доносится эхо дня, когда шумный восторг болельщиков приветствовал каждый гол, забитый нападающими родной команды.

Ну что, «Вятка» моя, мой конек-горбунок, махнем-ка по новым улицам в сторону ТашМИ и завода Сельмаш. «Непрочь», — проурчал мотороллер.

Мимо лучей встречных фар катим, куда хотим. И вот уже слышатся тепловозные гудки с недалекого отсюда вокзала. И снова Салар с лунной дорожкой на бегущей воде. На его берегу строятся вместо снесенных халуп четырехэтажные дома завода «Подъемник». Растет город. Но вот что удивительно – мы все взрослеем, а он год от года все моложе.

Стоп, мотороллер. Это что там за копытца звонко ударяют об асфальт? Ага. Лошадка. Она везет разукрашенную тележку. Ну да. Из соседнего парка возвращается она, катавшая весь день детей.

Вожжи держит старый узбек. Лицо его освещают фонари. Он улыбается. И что-то до боли знакомое вижу я в этой улыбке. Но что? Что?.. Все. Вспомнил. Двадцать лет назад так улыбался нам, пацанам, хозяин лунных дынь на базаре Чорсу, когда протягивал нам сладкие белые ломти, и здание бывшего медресе Кукельдаш, озаренное луной, парило над нами.

1989 год. Зима. По скользким дорогам несутся «Мерседесы» и «Тойоты», «Нексии» и «Жигули». Их фары заглатывают летящий снег. Весь Ташкент в этом снегу.

Может, с Чукотки, а может быть, с Новой Земли
иль от широт, где дрейфуют полярные льдины,
к нам прилетели крылатые ветры зимы
и выгибают над крышами шеи свои лебединые.

Да, ветер. Пронизывающий. Звенящий. Куда от него денешься? Как это куда? Конечно же, в метро. Там тепло. А какие станции! Они по красоте своей не уступают ни нью-йоркским, ни московским. Вагоны летят под землей, лишь иногда вырываясь под снег. Вон по одну сторону виден памятник Пушкину, а по другую – стадион «Динамо». И снова под землю. На станции Амира Темура через тоннельный переход выходим на улицу, ведущую в сторону массива Юнусабад. Там у новой телевизионной вышки я иду мимо школ с компьютерными классами к старой чайхане, где сегодня у нас встреча старых друзей. Там на берегу реки накрыты от снега айваны, а в здании под крышей меж столов уже бурлит в огромном самоваре будущий зеленый чай.

Мы традиционно сидим. Вспоминая тех сверстников, что уехали в другие страны. Многие из них так и не прижились там, мотаются по свету, мечтая вернуться в Ташкент. Да не так это просто. Однажды изменивших мой город прощает редко. Нет, конечно, есть и те, кто удачно пустил корни, обрел себе вторую родину. Но таких меньшинство.
– Саша, тебе чайку или чего покрепче?

Я подношу пиалу под «чего покрепче». А потом… Потом мы идем под снегом по уцелевшим одноэтажным переулкам Юнусабада и выходим на широкие улицы с высотными домами, в которых светятся окна и витрины супермаркетов. И снова – в метро. На станции Алишера Навои переходим на Чиланзарскую линию. Голубой подземный состав доносит нас до дворца, что рядом с озером и улицей Бабура. Здесь во дворце еще одна встреча с друзьями. На нее из Москвы и Нью-Йорка, из Швеции и Канады приехали наши бывшие одноклассники.

– Слушай, я не узнаю Ташкент. Это же державная столица.
– Я еле нашел нашу школу.
– А какие высотки! Какие автострады!

Красивые официантки нас не обходят своим вниманием. А в окнах дворца лежит огромный город, над которым летит снег. И…

Ветры звенят ледяною поземкой по улицам,
плачут, смеются, сугробы по городу вьют.
Ветры взмывают. Над крышами ветры целуются.
И не понять нам, где север сегодня, где юг.

Шумит застолье. Но вдруг я перестаю слышать этот шум. Какая-то небесная тишина окружает меня. Смотрю в окно, и видится мне вдали старинное здание медресе Кукельдаш. Оно в снегу. И лишь едва слышен голос восточной красавицы. Она рассказывает, словно напевает новую сказку из «Тысячи и одной ночи».

Я всей душой предчувствую скорые большие перемены. Не знаю – какими они будут, но знаю точно – будут. Весь Ташкент в таком снегопаде – явление знаковое. Но все же, что бы ни изменилось – Родина детства, храни тебя Бог от метелей…

2009 год. Весна. Скоро вспыхнут над Ташкентом гроздья сирени. И кусты жасмина зацветут во дворах и парках. После прогремевших гроз крупные капли дождя будут подрагивать и светиться под луной, что вновь засияет в очистившемся от грозовых туч небе.

С днем, а вернее с 2200-м годом рождения тебя, Ташкент. Столица страны, венец Центральной Азии, да ниспошлет тебе Всевышний непреходящего счастья.

Весна. Свет фонарей от массива Куйлюк до тракторного завода, от Юнусабада до Чиланзара, от авиационного завода до вузгородка, свет по всему Ташкенту, как и любой свет, не дает восторжествовать мгле. Аура Навои и Улугбека – тоже свет. Свет их умов и сердец. И аура эта не исчезает и не исчезнет в грядущих веках.

Весна. Она всегда полна новых надежд. В годы самостоятельности Узбекистана в столице возникли, задевая звезды неба, католические кресты над польским костелом и лютеранской кирхой, зазвучали колокола над православным храмом. И мечети уже не подчинены никаким диктатам.

Но я ничего не прошу у тебя, мой город, кроме одного – сбереги здание медресе Кукельдаш. От его имени исходит голубое сияние наших небес. Пусть твои новые поколения владеют компьютерами, становятся программистами, учеными, мировыми чемпионами в спорте. Пусть богатеют вместе с роскошными банками простые люди, но сохрани в душе своей добрую улыбку старика с базара Чорсу, над которым восходит это медресе. Сохрани эту улыбку. И тогда вовеки веков не исчезнет душа твоя, мой любимый Ташкент.

Спасибо за ссылку Миразиму Хайдарову.

Сначала была Коллекция грампластинок. Не очень большая, но уже достаточная, чтобы проследить, куда идут «Кинг Кримсон», о чем поют «Пинк Флойд» или что нового приготовили для своих поклонников магистры «сатанического рока», великие и неподражаемые «Роллинг Стоунз».

Встречались в Коллекциии диски советской эстрады, но перевешивали не только по количеству, но и по качеству все-таки звезды зарубежные. И поэтому, если и ставилась на диск проигрывателя пластинка с этикеткой фирмы «Мелодия», то звучала обычно музыка классическая.

Коллекция притягивала к себе. Постепенно вокруг нее сплотился тесный дружеский коллек­тив, в котором музыку не только слушали, но и спорили о ней, по пятнадцать раз ставили один и тот же музыкальный отрывок, стремясь ра­зобрать труднопонятные иностранные слова, или переводили с аннотации, если она прилагалась к диску.

Средний возраст у ребят был такой же, как у Коллекционера, — 23 года. И настал момент, когда музыке в дружеской компании стало тесно. Размышления, споры, сомнения, выводы… Появи­лась настоятельная необходимость рассказать о них и убедиться в своей правоте или признать ошибки. Но больше всего хотелось, чтобы другие тоже услышали эту музыку, полюбили ее, а полю­бив, стали друзьями. Пришло время Идеи. И одно­временно в коллектив пришел Президент. Ему уже исполнилось тридцать. Он был интересным челове­ком и не только разбирался в физике, которой занимался на основной работе, но и стремился проявить себя в области художественного твор­чества. Идея сразу пришлась ему по душе. Тем бо­лее, что опыт (правда, неудачный) организации, как их сейчас называют, «неформальных люби­тельских объединений» у него уже был. Бойцов­ских качеств Президенту было не занимать и он энергично взялся за дело.

С чего начать? Куда пойти? Конечно, в горком комсомола!

Президент знал, что к этому времени там уже шла немного суматошная, но в общем деловая и, как казалось, многообещающая работа по созданию Клуба. Руководил ею молодой, инициативный Комсомольский работник…

Впрочем, хватит загадок и заглавных букв. Ком­сомольским работником была член горкома комсо­мола Маргарита Фузулова, Президентом — инже­нер-физик Сергей Коваленко. А Клуб должен был стать творческим клубом молодежи Ташкента, который бы объединил не только профессионалов, но принял бы всех желающих творить. И не вина инициаторов, что идея эта до сих пор практически не реализована.

Сейчас пришли новые времена. В горкоме снова идут разговоры о создании подобного объединения, и остается только пожелать успеха работнику горкома комсомола Наташе Мещеряковой, которая занимается     этим     непростым     делом     сейчас.

Наша же ретроспектива уходит в 1976 год.

Итак, в горкоме комсомола появились нео­бычные люди: длинные волосы и голубые джинсы резко диссонировали с комсомольской модой тех лет. Но антагонизма между живописными гостями и серьезными хозяевами не было. И когда в конце концов оказалось, что идея создания дискотеки под эгидой горкома комсомола не осуществится, не было ни лицемерия, ни пустых обещаний. Горком перенес неудачу спокойно и с чувством собственно­го достоинства. Как промежуточный вариант был создан городской совет дискотек, который все же сыграл весьма значительную роль на начальном этапе дискотечного движения. Однако автори­тетным мобилизующим звеном на этом направле­нии   работы   с   молодежью   он   так   и   не   стал: материальные трудности, отсутствие аппаратуры… Все это привело к тому, что весной 1977 года Сергей Коваленко и его друзья перебрались в клуб творческой молодежи «Ильхом», только что со­зданный при ЦК ЛКСМ Узбекистана. Так образо­вался первый в нашей республика дискоклуб «Ильхом».

К этому времени у ее организаторов накопился определенный творческий опыт. Первое и самое главное — благодаря активной помощи Маргари­ты Фузуловой в октябре 1976 года молодому коллективу посчастливилось представить свою программу на Первом межреспубликанском фести­вале-конкурсе дискотек в Риге. В столицу Латвии из Ташкента вылетели инструктор горкома комсо­мола Наталья Вострецова и энтузиаст дискотеки штурман Ташкентского авиаотряда Вячеслав Костюшко. Буквально за несколько часов до выступ­ления прилетел Коллекционер (раннее одноклассник Вострецовой). Он привез програм­му, работу над которой закончил всего за три дня до отлета. Так что дебют состоялся в Риге. Программа «Оглянись во гневе», темой которой стали рок-музыка и участие зарубежной молодежи в борьбе прогрессивных сил, была удостоена диплома фестиваля за высокое идейно-политическое содер­жание. Первый, неожиданный и оттого тем более радостный успех. Рижан удивила танцевальная часть выступления ташкентских гостей. Тогда уже начиналась музыка диско, которой было легко завести публику. Уже была записана, например, «Love to Love Baby» Донны Саммер. Но Коллекционер пошел своим путем и предложил подборку из песен ритмичного хард-рока типа «Параноид» группы «Блэк Сэббэт» или «Рок-н-ролл» «Лед Зеппелин» в сочетании с красивыми блюзами. И народ врубился.  

Слова, прозвучавшие эпиграфом к программе, во многом определили творческое и социальное кредо дискогруппы «Ильхом»:

Ты знаешь, что где-то несчастье и смерть, Дым черных пожарищ в небе, Это горит земля — твой дом. Стой! Оглянись во гневе!

Официальное открытие дискотеки «Ильхом» в Ташкенте состоялось 10 марта 1977 года в кафе Союза художников. Программа — почти полуторачасовой слайдфильм в сопровождении стихов, му­зыки и впервые появившихся тогда цвето-музыкальных эффектов — была посвящена древнерус­скому искусству. Танцев не было. К ним в «Ильхоме» относились с предубеждением. Это потом, когда стало ясно, что дискотека не может ограничиваться так называемыми «тематически­ми» программами, исключающими активное физи­ческое участие зрителей, «Ильхом» обратился и к программам танцевальным. А пока танцевали мало. Больше слушали, смотрели и спорили.

С переходом в подвал Дома молодежи дела пошли на удивление хорошо. Может быть, так кажется сейчас: человеку свойственно забывать плохое. Но — получить в свое распоряжение музыкальный центр «Радиотехника» с акустиче­скими системами 35-АС, магнитофон «Юпитер», 6 диапроекторов, 10 кассет магнитофонной ленты!.. В то время это было настоящим богатством. Кроме того, Сергей Коваленко раздобыл лазерную уста­новку. Не очень мощную, но все-таки — лазер! Фантастика!!!

Немногие из тех, кто бывает сейчас в театре-сту­дии «Ильхом», знают, что в его нынешнем зритель­ном зале когда-то был склад, в котором соседний ресторан хранил свои продовольственные запасы. Это сейчас там прекрасный студийный павильон, заряженный электроникой, современным светом и звуком. А тогда, как только из подвала убрали лук и картошку, в зал пришла дискотека.

Выступали каждую субботу, и всякий раз с новыми программами. О чем они были? Одна из первых — «Мифы и легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола» на основе альбома англичанина Ричарда Вэйкмана. Музыка этого блестящего пианиста звучала и в других програм­мах. Среди них — «Путешествие к центру Земли» по роману Ж. Верна и «историческая хроника в стиле рок» — «Шесть жен Генриха VIII». Не все, что шло по субботним вечерам в помещении быв­шего склада, было равноценным. Не удалось най­ти верного решения «Картинок с выставки» М. П. Мусоргского (обработка группы «Эмерсон, Лэйк и Палмер»). Неудачной и рыхлой оказалась музыкально-поэтическая композиция «Звучащие картины М. Чюрлениса». Хоте видеоряд был великолепен.

Наиболее запомнились три программы: «Блэк Сэббэт» — группа мистики и социального проте­ста», «По волне моей памяти» — первый концептуальный диск советской рок-музыки» и, конечно, «Пинк Флойд» — группа нон-конформизма». Здесь впервые появились элементы театрализации, на экранах возникали фантастические картины, создаваемые цветохудожниками-энтузиастами — ведь типовых ЦМУ не было. Впрочем, изготовление цветодинамических установок для больших залов наша промышленность не освоила до сих пор. На первом Республиканском конкурсе дискотек программа «Пинк Флойд» — группа нон-конфор­мизма» заняла первое место.

К тому времени уже сложилась структура дисковечеров. Диско-дансингу всегда предшествовала тематическая программа продолжительностью до 30 минут с цветомузыкой и слайдами (а иногда и с любительскими фильмами), посвященная той или иной пластинке.

Между тем контуры будущего павильона театра-студии вырисовывались все яснее, и все реже звучал в этом зале голос диск-жокея. После первых просмотров «Утиной охоты» в апреле 1978 дискоте­ка, не вступая в борьбу, сошла со сцены «Ильхома». Надо сказать, что отношения с молодыми театралами сохранились хорошие. Тем более, что «дискотетчиков» связывала с ними совместная работа над музыкальным оформлением спектаклей «Вестсайдская история» и «Утиная охота».

С утратой стационарной площадки пришла не­обходимость активизировать внутренние резервы. В срочном порядке был изготовлен выездной комплект светоаппаратуры. Значительно пополни­ли слайдотеку.

К тому времени наладились прочные творческие контакты с уже известным вокально-инструмен­тальным ансамблем «Оникс». Дискогруппа и ВИА, объединившись, успешно выступили на республиканском фестивале-конкурсе «Мы — па­триоты-интернационалисты» и стали его лауреата­ми. Музыкально-поэтическая театрализованная композиция, которую объединенный коллектив представил на конкурс, называлась «Дай руку, товарищ!» На ее подготовку было отведено всего три недели. Это время ушло на то, чтобы написать музыку и текст, подобрать стихи, подготовить слайды, расписать световую партитуру, сшить экран размером 4 х 6 метров, изготовить и достать реквизит (нужны были, например, солдатская каска и макет автомата). А кроме того репетиции, репетиции… Катастрофически не хвата­ло времени, и приходилось работать по 12 —15 ча­сов в сутки. Первый прогон в полном оформлении состоялся за двое суток до начала фестиваля. Кульминацией выступления стало последнее обращение президента Альенде к народу Чили по радио во время поднятого против него фашистского путча во главе с генералом-предателем Пиончетом. Был применен прием теневого театра. На экране появился силуэт фигуры президента в каске и с автоматом наперевес. Под суровые музыкальные аккорды, звуки взрывов и автоматных очередей звучали предсмертные слова Альенде павшего во время переворота. «Наверное, радиостанцию «Магальянес» и до меня уже не дойдут твердость и спокойствие моего голоса. Народ должен защищаться, но он не должен приносить себя в жертву. И я уверен, что вновь откроется широкая дорога, по которой вновь пойдет широкая дорога, чтобы строить лучшее общество. Я уверен, моя гибель не будет напрасной, она будет, по крайней мере, моральным уроком вероломству, трусости и предательству!»

Через неделю жюри конкурса объявило «вокально-инструментальное объединение «Оникс» (так было написано   в   дипломе   лауреатов)   победителями. Событие это, кроме прочего, помогло решить проблему со звуком: резервный комплект аппара­туры   ансамбля   «Оникс»   оказался   в   дискотеке.

Между тем подошло время 2-го Республиканско­го фестиваля-конкурса дискотек. И снова 1-е место. На этот раз «Ильхом» (пока еще «Ильхом») разде­лил его с дискоклубом «Граммофон» завода имени Чкалова. Тематика выступления «Ильхома» на фестивале перекликалась с предыдущей работой. И здесь, и там центральным образом, вокруг которого концентрировалась драматургическая ткань действия, был Певец. Боль израненных рук Виктора Хары отдалась во многих сердцах. И поэтому диско-спектакль «Чили будет петь!» стал для «ильхомовцев» не только исполнением своего гражданского долга, но и внутренней душевной потребностью. «Когда народ един — он непобедим!» — скандировал зал вместе с участниками представле­ния в финале.

«Ильхом» преодолел еще один рубеж. Казалось, что надо лишь идти вперед. Но… наступили тяжелые времена. Энергичный организатор и руководитель Сергей Коваленко решил перейти в дискоклуб «Граммофон». Первая трещина появи­лась во время фестиваля «Мы — патриоты-интернационалисты», когда Президент весьма холодно отнесся к идее совместной работы с ансамблем «Оникс». Появились и другие противоречия. К тому же «Граммофон» все уверенней и основа­тельней становился на ноги, в то время как в «Ильхоме» дела у дискогруппы шли все хуже.

Сложные отношения сложились с ответственным секретарем клуба. Амбициозности хватало с обеих сторон, и в результате взаимного непонимания дискогруппа в буквальном смысле оказалась на улице. Понадобилось несколько лет, чтобы одному из «ильхомовцев» Андрею Галямину удалось возродить в клубе «Прогресс» Дома молодежи то, что когда-то было в соседнем подвале. Около года коллектив был не у дел. Аппаратуру развезли по домам. Куда-то исчезли многочисленные «друзья» и уже начавшие было появляться «фаны». Да и члены клуба все реже звонили и справлялись о делах. Казалось, дело идет к концу. Но приближался 3-й Республиканский фестиваль — началась подготовка новой программы. Тему выбрали близкую, о своем городе. Так и назвали новую работу. Коротко и ясно — «Город». По замыслу развитие сюжета начиналось за несколько минут до землетрясения. Лирическая музыка, в которой «утренние сны виденьями туманными бродили», постепенно отступала на задний план, уступая место сначала тихому, а потом все более ясному, нарастающему и тре­вожному уже не звуку, а грозному грохоту идущих часов. И наконец — внезапный удар, который, однако, не означал поражение. Само­отверженный труд-подвиг людей, залечивших раны родного города, стал главной темой програм­мы.

Но еще до выступления коллективу надо было дать новое название, ведь связи с «Ильхомом» были разорваны. Сомнений не было — только «Оникс».

К выступлению готовились очень серьезно. Дискогруппа «Ровесник» городского Дома культу­ры имени Т. Садыкова, куда обратились за помощью, помогла коллегам аппаратурой. Это позволило «Ониксу» (уже «Ониксу») претворить в жизнь одну из своих творческих идей — создать в кульминационный момент выступления глобаль­ный полиэкран из 16-ти кадров, динамическая смена которых обеспечивалась с помощью 32-х диапроекторов. Командовали этой визуальной бата­реей три человека. Фонограмма была записана методом «овердаббинг», т. е. путем многократно­го наложения.

Как всегда, особое внимание уделялось худо­жественной работе со светом. Фантастические цветы склонялись перед траги­ческим изломом рухнувшего дерева, стремитель­ными, змеиными бросками расползались по экрану ослепительные белые трещины. Все новые живо­писные картины возникали одна за другой, чтобы в финале уступить место ярко-зеленым росткам, символизирующим могучую силу обновления.

Восторг! Такое мнение после программы было у многих. Тем удивительней и непонятней было решение жюри. Шестое место…

Кто знает, как бы сложилась дальше судьба кол­лектива, если бы ребятам не предложили перейти на работу в городской Дворец культуры. Именно на работу, потому что как раз тогда из Министер­ства культуры СССР пришло долгожданное пись­мо, разрешившее оплачивать труд энтузиастов дискотек.

Предложение было принято, и «Оникс» взял но­вый старт. Через год газета «Вечерний Ташкент» писала: «Вряд ли сегодня удивишь кого тем, что в Таш­кенте открылось новое кафе. Но дело в том, что кафе «Тюльпан» не совсем обычное. Здесь получи­ла постоянную прописку дискотека. В зале уста­новлена современная звуковая аппаратура. Нео­бычный эффект создает свето-музыкальная уста­новка. В ходе музыкальной программы на специальные экраны проецируются изображения со слайдов…

«Иногда у молодых складывается превратное впечатление, — говорит ведущий дискоте­ки Александр Попов, — они считают, что лучшие образцы эстрадной музыки создаются исключи­тельно за рубежом. Мы же, подбирая музыку для программы, стараемся искать интересные магнитальбомы наших групп. То, что делают в нужном жанре отечественные композиторы и исполнители нам интересно уже потому, что это наше…»

Тогда в начале 80-х годов в советской эстраде уже начали складываться условия, позволяющие строить дископрограммы на отечественном материале. В немалой степени мы обязаны этим прохо­дившему в Москве Всемирному фестивалю моло­дежи и студентов и Олимпиаде-80, культурная программа которых открыла многим советский рок. Ну и, кроме того, состоялся первый фести­валь советской поп-музыки в Тбилиси. Чтобы закрепить успех, понадобилось еще несколько лет. И настал день, когда лицом к рок-музыке повер­нулась фирма «Мелодия». Это было замечательно! Однажды диск-жокей поднял над головой пластин­ку и объявил, что на ней записана песня «Машины времени»…

В «Ониксе» тогда сформировалось два направле­ния. Приверженцы одного видели свою задачу в пропаганде и критическом анализе в первую очередь непосредственно музыки, причем не только эстрадной, но и джаза, фольклора и даже классики. Другое развивало традиции народных театрализо­ванных    представлений    с    веселым    балаганом, клоунадой и Петрушкой. Да, был и Петрушка, правда, не очень похожий на традиционного, но жизнерадостный, дерзкий на язык и скорый на острую шутку. Два этих течения сосуществовали, постоянно пересекаясь и взаимно дополняя друг друга. В результате выигрывало качество.

Существенно отличалась от прежней организа­ция дела. В статье «Не только развлечение…» «Ве­черка» отмечала: «Важно подчеркнуть не только отличную оснащенность «Оникса» современной отечественной техникой, важно другое. Здесь дискотека перестает быть самодеятельностью, а поднимается на новую профессиональную ступень. Инженер Алексей Летуновский, слайд-оператор Михаил Затучный, инженер по свету Дмитрий Поцелуев здесь работают уже не на правах «бедных родственников», а как штатные специали­сты…»

Переход на новую работу стабилизировал поло­жение «Оникса». Появились план, смета, важное значение приобретало понятие трудовой дисципли­ны: без нее становилась невозможна активная творческая жизнь, в которой работа на стационаре сочеталась с «пожарными» выездами для выступ­лений в организациях.

В общем, привычная жизнь клубного коллекти­ва.

1983 год. Ташкенту 2000 лет. В городе проходит молодежный фестиваль искусств, посвященный этой дате. «Оникс» представил «Город» — программу, не получившую признания на 3-м Респуб­ликанском конкурсе, — и стал лауреатом фестива­ля.

Но, несмотря на успех, ветераны стали один за другим уходить из группы. Особых конфликтов и обид не было. Видимо, «Оникс» пришел к тому ру­бежу, когда кому-то надо было уходить, а кому-то начинать сначала. Художественным руководите­лем группы стал бывший звукооператор Игорь Кирбятьев, за пульт диск-жокея вместо Коллекционера встал молодой поэт Андрей Кружилин. Им по 25—26 лет — при­мерно столько же было «ильхомовцам» в начале пути. Остальные ребята из нынешнего состава и того моложе. А мы, стоявшие у истоков, — нам всем уже за тридцать.

Новый «Оникс» порой идет по нашему пути (и повторяет наши ошибки), порой вдруг находит неожиданные для нас решения. Уди­вляться не стоит. Просто время другое.

Два года назад я передал микрофон Андрею. Иногда, кажется, что можно было повременить, и хочется снова стать за пульт, но все чаще приходит ощущение, что мы — те, кто начинал в «Ильхоме» — исчерпали свою программу и должны искать себя в других областях. Последнюю программу мы делали вместе с Андреем. Он автор, я режиссер. На городском фестивале дискотек поэтическая музыкальная композиция «Варварст­во», посвященная памяти павших борцов, заняла первое место. Ее творческая идея лежала уже не в музыке, как это было раньше, а в поэзии. Такая изначальная тенденция способствовала переори­ентации с разговора о музыке к разго­вору под музыку. И в этом основное различие двух поколений «Оникса».

Дискотека демократична, и такой подход к ней тоже не заказан. Но вот утверждения Андрея, что нашу эстраду «намертво заклинило на отметке се­редины 60-х годов», принять никак не могу. Твердо убежден: у нас сейчас есть что послушать и под что потанцевать. Не согласен и с тем, что дискотеке не свойственна общественно-политическая тематика. Разглядеть в этом что-то новое, незатертое, отка­заться от набивших оскомину официозных кли­ше — вот что здесь интересно. Возьмем, к примеру, песни группы «Каскад» об Афганистане. Разве не соответствуют они духу, быть может, громкого, но по сути очень верного лозунга   «Мы — патриоты-интернационалисты»?..

Танцы в дискотеке.— дело первейшее. Но сво­дить ее суть к танцевальному «забою»? На мой взгляд, это путь бесперспективный. Такие настроения в «Ониксе» вызывают тревогу.

Зато искренне сочувствую проблемам с техни­ческим оснащением, так как знаю: аппаратура в «Ониксе» сейчас безнадежно устарела и по количеству ремонтов, наверное, может претендовать на 1-е место в республике. При таком положении дел недалеко и до отчаяния, а там уже один шаг до гу­бительной позиции «что, мне больше всех надо?!»

Последние несколько лет «Оникс», как перекати-поле, кочует по танцевальным площадкам ташкент­ских парков. А ведь по опыту других театрально-зрелищных предприятий известно, что постоянная работа на выезде ведет к росту только одного показателя — неуклонного    снижения     качества.

Черты творческой лаборатории изначально при­сущи дискотеке. Поиск, эксперимент — в этом истоки ее творческой энергии, но это в Госконцерте есть рабочие сцены и прочий обслуживающий персонал, а в нашем случае до экспериментов ли дискогруппе, когда перед программой надо перета­скать несколько сотен килограммов аппаратуры, установить ее, смонтировать и с места в карьер, часто не успев смахнуть пот со лба, начать программу! А репетиции?

Проблемы, проблемы, проблемы… Немало накопилось их сейчас.  Но разве только  в   «Ониксе»?

Александр ПОПОВ, он же Коллекционер

Ташкент, 1988 г.

Интервью опубликовано в журнале «Молодая   смена», Ташкент, 1988 г. 

Tashkent Retrospective

Осенний Ташкент. 8 ноября 1975 года. Гостиница Узбекистан. Старая почта (бывший дом купца Филатова). Построен в 1882 году.

Автор неизвестен.

Insider.uzNovember 10, 2019

Эта история началась три месяца назад.

Шел  обычный разговор двух уставших людей, между мной и начальником  мультимедийного центра ГУВД,  Ириной  Сайфутдиновой.  Ирина — журналист, именно поэтому МЦ ГУВД работает лучше других пресс-служб, в свое время хорошо настучалась головой обо все закрытые двери, чтобы получить информацию – поэтому  к журналистам ГУВД относится более чем лояльно. Ну и конечно, хороший  начальник. Генерал Рустам Джураев отдал карт-бланш профессионалам и не стал вмешиваться в редакционную политику центра.  

Это было еще до Самаркандских событий с отравленными собаками, но были  и другие примеры. Ташкент и весь Узбекистан в целом как будто утратил свое самое главное качество – милосердие и доброту. Возможно, нам просто казалось, — всегда вопиющие единичные случаи куда ярче, чем повседневная тихая реальность. Но мы ведь тоже стали другими, времена изменились, поэтому каждый такой случай это серьезный удар по психике. А когда его переносят дети, тут вообще бежать и орать караул.

Животные уже не просто имущество. Люди собак  заводят не для охраны собственности,  —  электронные замки и видеонаблюдение куда эффективнее любой собаки. Это компаньоны, ушастые мешки с радостью,  даже те, чей мозг величиной с глаз, как у страуса,  мамаи квартир и мусоросборники.  Что говорить про кошек, которые давно не охраняют амбары с зерном, спят на головах и портят обои.

Говорю:

— Недавно наткнулась на Ютубе на видео, Сеульские полицейские спасли кота, выходили, а потом он стал участковым котом. Сшили ему форму, сделали жетончик, весь квартал просто визжал от восторга. Ты знаешь, у них там есть домики для уличных кошек, висят на стенах, как скворечники, чтобы собаки не достали, люди их кормят, ухаживают. А самая популярная передача «Животные в кризисе», там целая команда спасателей помогает бездомышам, попавшим в беду.

-Нам бы такое…- вздохнула Ирина.

— А давай….

Так родилась идея о домиках для уличных кошек, под  присмотром ГУВД. Идея была доложена генералу, «ноль-первый»  дал добро и приказал реализовать ее в кратчайшие сроки. Нашим единомышленником стал подполковник Джафар Амонов, куратор шелтера для бездомных людей. 

Это вообще невероятный человек, и если бы не служба с  17 лет, давно бы стал топ-менеджером и имел бы собственный самолет. Шелтер живет  на спонсорскую и благотворительную помощь, все ништяки, в виде телевизоров, оборудования для кухни, одежды, праздничных пловов и остального – все его рук дело. Люди после его эмоционального и харизматичного рассказа о шелтере готовы все отдать,  — бумажник, часы, карточки. Переговорщик 99 левла.  Единственное, на ком обломался, это на хокимиате, восемь раз приходил за помощью, и восемь раз уносил в кармане дырку от бублика. На людей у хокимиата нет денег.  На прожорливую и обширную пиар-службу есть.  

Джафар взял на себя техническую  часть дела, и тут очень сильно помогла компания Кнауф, которая врубилась в идею, как ледокол в айсберг, и выложила материальную помощь, потребовав сделать супермегапозитивное строение, минимум на десять кото-голов.

Домики строили обитатели шелтера, среди них оказалось много рукастых и головастых, строили с удовольствием и упоением, придумывая каждый раз какие-то фишки и улучшения.  

Конечно же,  идею сразу презентовали Ироде Маткаримовой. Мать Всех Собак  пришла в восторг, тут же нашла какие-то материалы, принесла идеи.

Ирода вообще человек-легенда, в прошлой жизни была алабаем и жила с зороастрийцами. Ее любят даже самые свирепые псы. Для собак – приют, и это закономерно, собакам сложно жить на улицах города в одиночку, и добывать себе еду. А вот кошки – другое дело. Многих из уличных кошек мы даже не видим, это нулевой этаж любого мегаполиса, они выходят ночью и днем скрываются. Благодаря им потомство крыс не имеет шансов на выживание и размножение. А некоторые из кошек душат и самих крыс, хотя это очень сложная задача. В любом случае, туда,  где хозяйничает кошка, крыса не придет. Кошки  как хорошие сисадмины, им платят за безделье, потому что все работает, как часы.

Разумеется, нам нужна была сверх-идея, и она лежала на поверхности.  Но мы пригласили в союзники Тимура Арипова,  руководителя ННО «Mehr va Oqibat», который  упорядочил и развил все наши разрозненные предложения.

 Почему мы решили реализовать этот проект?

1. Последний год общественность была шокирована новостями о жестоком обращении с животными. Потравы животных в городах, убийства на камеру, «банды» подростков, издевающихся над уличными животными.

2. ГУВД, негосударственные организации и неравнодушные люди бьют тревогу, поскольку дети перенимают поведение взрослых, растут жестокими и неуправляемыми. Все участники проекта твердо уверены в том, что подросток, жестоко относящийся к животным склонен к преступлению против личности в будущем.

3. Мы хотим жить в безопасном городе, стареть среди доброй и милосердной молодежи, для общества в целом это очень важно. А значит, действовать необходимо уже сейчас.

4. Уличные кошки — экологическая прослойка любого города. Они уничтожают крыс, убивая кладки с потомством, не давая размножаться им в геометрической прогрессии. Это своеобразный буфер между нами и грызунами, разносчиками инфекций. А так же разросшаяся кормовая база привлечет ядовитых змей на частные участки, как это уже было в Израиле, где избавились от всех уличных кошек.

5. Домики для уличных кошек — международный формат городской урбанистики. Такие домики строят в Турции, Сингапуре, Корее, некоторых городах России. Во многих городах это достопримечательность.

6. Ташкентские котодомики находятся под охраной ГУВД, нанесение ущерба строениям и вреда обитателям преследуется по закону. Уличные животные поэтапно прививаются, стерилизуются, учитываются. Документы хранятся в ГУВД, копии или сканы на руках жителей, по желанию. Содержание и уборка так же на условных владельцах котодомиков, которые могут получить все необходимые охранные бумаги.

7. Детям показывается гуманный пример отношения к уличным животным. Наша сверхзадача — вырастить поколение, устойчивое к правонарушениям, соблюдающее законы, доброе и милосердное.

Сегодня мы запустили этот проект, предварив спойлером:

Еще не все организационные вопросы решены, будем их обсуждать поэтапно, но один домик уже стоит, для шелтерских и махаллинских кошек, украшает собой бывший пустырь.

Новость перепостили каналы и множество людей в фейсбуке. И везде радость. Людей удивляют и восхищают не сами домики, много кто строит их по своей инициативе, в своих дворах и махаллях, а то, что государственные органы включились в это гуманное движение, придали некий солидный статус и правовую защищенность. Домики теперь в законе, как и их обитатели. А Ташкент возвращает себе статус самого доброго города на свете.  Очень много комментариев вида: «Неужели в Узбекистан пришла цивилизация? Уточните Вселенную. Мы точно в Ташкенте? Это невероятно. Господи, спасибо, дожили»

Дорога неблизкая. Но цель такова, что к ней надо идти всем миром. Гуманное отношение к животным  почти всегда  равно гуманному  отношению к людям. И уж точно, чем меньше садистов и живодеров, тем нам спокойнее дышать. 

Когда-нибудь этот проект станет привычным и мы перестанем его замечать, это будет просто данность, и никому не придет в голову, что может быть,  по-другому. Это и есть цель.

P.S. Ладно, скажу правду. Это была старая мечта автора канала — домики для бродячих кошек. Очень старая. И про корейский полицейский участок все придумано, челночная дипломатия форевер.  Потом уже мы стали искать в Гугле, и увидели немало конструкторских решений для такого билдинга.  Я полагаю, такого проекта нет вообще нигде в мире, с такими исходными данными  и наполнением. Мы – первые. 

Но это ведь уже не важно? ;)

Иногда пиарщики работают на свою Вселенную.

 Если вы хотите такой домик, пишите в бот обратной связи, на канале Insider.uz сориентируем. Отсюда.

Из ЖЖ «История в фотографиях».

Симпозиум «Алгоритмы в современной математике и ее приложениях» 1979, Ургенч, Узбекистан

Из архива Ершова Андрея Петровича: «С 16 по 22 сентября 1979 г. в г. Ургенче, областном центре Хорезмской области Узбекской ССР, состоялся симпозиум «Алгоритмы в современной математике и ее приложениях». Симпозиум проводился Академией наук Узбекской ССР при поддержке Академии наук СССР и ее Сибирского отделения. Непосредственными организаторами симпозиума были Институт кибернетики АН Узбекской ССР и Хорезмский облисполком. В симпозиуме приняли участие 26 советских и 13 зарубежных ученых.

Инициаторами симпозиума были член Национальной Академии наук США профессор Дональд Кнут, действительный член Академии наук Узбекской ССР Васил Кабулович Кабулов и автор этого сообщения. С самого начала предполагалось посвятить симпозиум памяти великого хорезмского ученого IX века Аль-Хорезми, с чьим именем в одной из его главных работ связаны такие фундаментальные понятия математики, как алгоритм и алгебра»

В колхозе имени Фрунзе под Хивой на сборе хлопка. Это вам не алгоритмы выдумывать, товарищи ученые, доценты с кандидатами…

Дональд Кнут

Стефен Клини: «работайте негры, солнце еще высоко !»

Андрей Петрович Ершов и местное начальство

Дональд Кнут-Так то оно вернее будет, это тебе не искусство программирования, фартук надо на пояс завязывать

Входим во вкус

одинокий программист-партизан в поисках белого золота

Нет равных узбекскому гостеприимству. Академик Сагды Хасанович Сираждинов, президент Узбекской Академии Наук,член-корреспондент АН СССР Андрей Петрович Ершов, организатор симпозиума, Аад ван Вейнгаарден, один из основателей голландской информатики и вычислительной техники.

Есть первый килограмм. А.П.Ершов

Дональд Кнут, Стефен Клини и «хлеб-соль»

Дональд Кнут с женой и пионеры

Участники симпозиума на экскурсии в местной школе

В школе

Продолжение банкета. Как и положено — чай из пиал

Гостей встречал ансамбль народного танца

А теперь — дискотека: Дональд Кнут танцует народные танцы

Гости на Аллее Парадов возле фонтанов в Ташкенте

Танцует Стефен Клини

Хива. Супруги Земанеки. Хозяева. Погонщик с верблюдом

Экскурсия на шелко-ткацкую фабрику. коконы шелкопряда

В парке

В официальном сообщении об Ургенчском симпозиуме (Журнал «Кибернетика», 1980, № 2) Андрей Петрович писал:

«Следует сказать, что по всем показателям прошедший симпозиум превзошел все ожидания. Состав участников симпозиума был очень сильным. В симпозиуме участвовали 26 советских и 13 зарубежных ученых. К большому огорчению, отсутствие финансовой поддержки и организационные неурядицы помешали приехать большей части ученых США и всей французской делегации.

Что касается французской делегации, то имеющиеся архивные материалы позволяют установить, что с ней произошло. Трое французских ученых, приглашенных на симпозиум, М. Нива, Ж. Вюймэ и Э. Желенб, прилетели 15 сентября из Парижа в Москву и предполагали в тот же день вылететь в Узбекистан. Однако этого не произошло. Профессор Э. Желенб в своем письме А. Ершову рассказывает:

«По прибытии в Москву 15 сентября меня и моих коллег проф. Нива и проф. Вюймэ встретила девушка от Академии наук и сообщила нам, что билетов на самолет, вылетающий этим же вечером, нет, а мы сможем улететь в Ургенч только вечером 19 сентября. Это нас очень удивило, поскольку симпозиум начинался 16 и заканчивался 21 сентября.

Мы отметили, что эта ситуация неприемлема для нас, мы не можем терять столько времени даром. Но ничего не было сделано. Нас поместили на субботу-воскресенье в гостинице Академии наук и забыли про нас. В понедельник мы обратились за помощью во французское посольство. Атташе по науке пытался добиться каких-то результатов по телефону, но не преуспел. Мы решили закончить на этом наше путешествие и 17 сентября вернулись в Париж.

Это и есть «организационные неурядицы», которые, как мы знаем, слишком часто случались в Управлении внешних связей АН СССР.

Что касается американских учёных, то здесь, возможно, проявил «бдительность» директор Московского вычислительного центра академик А.А. Дородницын, личность весьма влиятельная в официальных структурах АН СССР. Такой вывод напрашивается при чтении его письма, направленного А.П. Ершову ещё в самом начале подготовки Ургенчского симпозиума, 27 октября 1978 года. Дородницын пишет:
«Пока, поскольку я знаю, в отношении приглашенных иностранцев основной крен делается в сторону америкашек, что мне – должен откровенно признаться – не особенно нравится. В противоположность некоторым, я низкопоклонством перед этой публикой не страдаю.»

Не будем обращать внимания на такие злобные выпады.

Ургенч стал местом научного паломничества группы выдающихся учёных, приехавших из разных стран, не только для того, чтобы обсудить важнейшие проблемы современной математики, но также почтить память великого средневекового ученого Мухаммада аль-Хорезми, который родился и трудился в этих местах. Каждый раз, когда мы говорим «алгоритм», мы произносим его имя.

Ургенчский симпозиум стал первым в истории науки собранием, где была сделана попытка собрать вместе всё, что известно об аль-Хорезми и его работах. Особую роль сыграл в подготовке и проведении симпозиума австрийский ученый Хайнц Земанек.
Значение Ургенчского симпозиума не ограничивается одной научной стороной дела. Для его участников поездка стала своего рода паломничеством к местам рождения и жизни аль-Хорезми. В дни симпозиума гости посетили исторические места Хивы, Бухары и Самарканда.

В городском саду Ургенча состоялся торжественный митинг, посвященный закладке памятника Мухаммаду аль-Хорезми.

Гостеприимство местных жителей было безграничным. Гостей встречали узбекские танцоры, музыканты, дети с гирляндами цветов… На полях одного из колхозов древней Хивы, расположенной поблизости от Ургенча, учёным предложили надеть специальные фартуки для сбора хлопка, и начались дружные и весёлые соревнования. Говорят, победителем стал молодой Георг Земанек.

Впоследствии «паломники» писали о симпозиуме в Ургенче:

Дональд Кнут:
Этот симпозиум – паломничество учёных в Хорезм, к месту рождения самого понятия «алгоритм» – стал для меня сбывшейся мечтой. Хотя мы с Андреем официально числились сопредседателями этой встречи, на самом деле Андрей взял на себя 99 % работы, в то время как у меня была возможность расслабиться и наслаждаться происходящим, узнавая много важного от людей, с которыми я там встречался. Такое бывает лишь раз в жизни, и мне хочется надеяться, что многие другие специалисты в области вычислительного дела смогут принять участие в подобной встрече, если кто-то ещё вдохновится примером Андрея.

За эту неделю я узнал его гораздо лучше, и был особенно поражен тем, насколько блестяще он справлялся со всеми многочисленными ролями: руководителя конференции, организатора, философа, оратора, переводчика и редактора.

Борис Трахтенброт: «Андрей Ершов был организатором ряда международных симпозиумов по теоретическому программированию, в которых принимали участие влиятельные зарубежные ученые… Кульминацией стал поистине незабываемый симпозиум «Алгоритмы в современной математике и её приложениях» (Ургенч, 1979). Он был задуман как научное паломничество в Хорезм, на родину «алгоритма», под председательством А.П. Ершова и Дональда Кнута.»

Х. Земанек: «С международной точки зрения одним из наиболее впечатляющих событий стал симпозиум в Ургенче в 1979 году. Совместно с Дональдом Кнутом и от имени Академии наук СССР Андрей организовал симпозиум «Алгоритмы в современной математике и её приложениях» с такими выдающимися участниками, как С. Клини, Ф. Бауэр, Г. Кауфман и А. ван Вейнгаарден. Это мероприятие стало ключевым для развития теории алгоритмов и послужило стимулом к празднованию в 1983 году 1200-летия со дня рождения аль-Хорезми также в Хорезме, на его родине.»

В начале 1980 года один из участников симпозиума, англичанин М. Патерсон, президент Европейской Ассоциации вычислительных наук, опубликовал в Бюллетене этой Ассоциации отчет о поездке в Ургенч. Он сказал в частности:
«Этот неформальный симпозиум дал возможность его участникам установить новые научные и общественные контакты и восстановить прежние. Это особенно важно в условиях, когда необходимо преодолевать языковые, политические и географические препятствия, которые так часто мешают развитию нашей науки. Я уверен, что все мы сохраним в нашей памяти тот дух содружества, коллективизма, который окутывал нас в течение этой восхитительной недели.»

Источник: Я.И.Фет Рассказы о кибернетике
http://modernproblems.org.ru/sience/214-cybernet.html?start=16

Архив академика А.П Ершова
http://ershov-arc.iis.nsk.su/archive/eaimage.asp?

Юселловцы (Б. Насимов) молодцы — посадили 40 чинар! Около аэропорта. При содействии хокимията, общественного совета при хокиме, Ассоциации ландшафтного дизайна,  Главного управления благоустройства Ташкента и Управления благоустройства Сергелийского района.

Я с 2004 года на Коскоме. Чтобы не смахивало на рекламу, у нас дома можно говорить только в одной комнате у окна.
За чинары спасибо!

Tashkent Retrospective

Непривычно выглядит фото театральной площади и фонтана без гостиницы «Ташкент». Таким было это место в 1955 году.
Гостиницу построят в 1958 году к приезду делегатов конференции писателей стран Азии и Африки.

Автор фото: Ричард Нельсон.

1. Канал Бозсу после отвода арыка Калькауз получает имя Анхор. Это место напротив новой мечети Минор.
2. Имя канала Анхор сохраняет небольшой правый отвод от него в районе Дома специалистов, а основной поток получает название Буржар. Можно считать этот факт «географической несправедливостью», так как имя обычно наследует основной поток.

3. Такая «несправедливость» повторяется ещё раз через три-четыре километра: от Буржара влево отводится небольшой поток, наследующий имя Буржар, а основной поток получает имя канал Актепа. Недалеко от отвода Буржара канал Анхор протекает над каналом Актепа по мосту-виадуку.

4. Чудеса продолжаются, арыки Джангоб и Джар, сливаясь, снова получают название Нижний Бозсу, а после слияния с каналом Актепа — просто Бозсу, как бы возрождаясь после орошения города.
5. И ещё одна «несправедливость» — от канала Калькауз отводится канал Кечкурук, наследующий направление и основной поток, а этот Кечкурук вскоре меняет имя на Дамаши, а потом получает имя Дамарык.

Валерий Боев:

Перебирая подборку (или даже — коллекцию) старых денежных знаков, доставшихся от деда, наткнулся на интересную купюру (в приложениях). Год выпуска 1918, герб — царский орел. Однако выпускается в Ташкенте Совнаркомом РССФР. Вот такая денежка — что называется — «на перепутье».

Tashkent Retrospective

Место съемки неизвестно.

Подпись к фото — Ташкент, улица Чайковского, 1955 г.

Автор фото: Ричард Нельсон

Слева от отеля Хилтон строится финансовый центр. Фото Натальи Шулепиной из многоэтажки напротив сити.

Телеграм-канал Ко дну

Субботний «Бригадир» 28-го маршрута от 8 парка в #кадрдня

Tashkent Retrospective
1942-1943 гг. Еще одно редкое и очень красивое фото. Тяжелые военные годы, но в Ташкенте всё спокойно. Такими были фотографии о жизни в СССР во время Великой Отечественной войны, обычно, такие снимки предназначались для зарубежных изданий, а также для изданий, печатающихся для зарубежных читателей.
Сквер революции, ул. Карла Маркса. Здание первого в Средней Азии университета (САГУ). (бывшая мужская гимназия, сейчас — здание Юридического университета).
Обратите внимание, в те годы через Сквер революции была пробита дорога и было так до 1948 года, пока в центре сквера не установили памятник Сталину.

Фото: Совинформбюро.

Автор фото — Владимир Петрович Гребнев, известный советский фотокорреспондент, в годы Великой Отечественной войны фотограф единственного официального печатного издания 3-й ударной армии газеты «Фронтовик», старший лейтенант. Один из авторов знаменитого фото «Знамя Победы на здании Рейхстага в Берлине».